Агата огляделась по сторонам. То, что происходило внутри «Стрелы», напоминало нечто среднее между субботними посиделками во второсортной пивной и деревенской свадьбой. По залу сновали официантки в облегающих полицейских униформах – одни принимали заказы, другие бесцеремонно швыряли на столы кружки с имбирным пивом, блюда с сырными палочками и свиными шкварками, зачастую роняя их при этом на головы посетителей. В центре зала оставался свободный от столиков пятачок, на котором какая-то веселая компания отплясывала сельскую кадриль под аккомпанемент двух козлов, – стоя на задних ногах, они наяривали на скрипках, держа их в передних копытах. Над скрипачами возвышалась массивная, под потолок, фарфоровая статуя Девы Марианны. Это была не просто статуя, а автомат – если бросить в щель серебряную монетку, она выдувала изо рта пузыри. Повсюду, куда ни взгляни, можно было увидеть мужчин в коричневых шапочках, украшенных разноцветными перьями. В основном «Стрелу» заполняли напропалую флиртовавшие и целовавшиеся прямо за столами парочки, однако самого Робина Агата поначалу не заметила.
От барной стойки к своим друзьям вернулся Тедрос с четырьмя высокими кружками сидра в руках.
– Смотрите, Гуд появился! – сказал он.
Агата повернула голову и увидела знаменитого разбойника. Робин Гуд стоял ногами прямо на стойке и обнимал за плечи двух хорошеньких женщин (ни одна из них не была Марианной), умудряясь при этом держать в правой руке полную кружку.
Отсалютовав своей кружкой всем, кто сидел в зале, Робин заговорил:
– Позвольте мне произнести первый тост за моих славных Веселых ребят, вдохнувших жизнь в эти Леса и завоевывающих женщин!
Толпа весело одобрительно загудела, мужчины в коричневых шапочках дружно вскочили на ноги и поклонились. Робин нашел взглядом Агату, Тедроса, Софи и Райена и прогудел, улыбаясь им:
– А второй тост я произношу за наших гостей из школы Добра и Зла и благодарю их за то, что они вызвались сражаться и защищать королевства, из которых многие из вас родом. Королевства, из которых вы сами в свое время бежали в Шервудский лес.
Новая волна приветственных криков.
– А третий тост за Деву Марианну, которую я люблю со школьных дней, за ту, что позволила мне назвать в честь нее это уютное местечко, и которая, что ценнее всего… осталась сегодня дома! – Новый, невероятный по силе взрыв аплодисментов, смеха и радостных криков. – И это позволяет мне поднять наконец кружку в честь девушки, которая заслуживает самой искренней и огромной благодарности за свою отвагу и за свое доброе сердце.
–
–
– Кстати, а
И тут Агата увидела Дот, она сидела за угловым столиком, повалившись на него головой.
– О господи, – ахнула Агата и, оттолкнув Тедроса, поспешила к ведьме.
– Дот, ты в порядке? – воскликнула она.
–
– Что это? – требовательно спросила Агата, силой забирая у Дот кружку. – Что ты пьешь?
– Шок… шок-коладное м-мол-локо, – заплетающимся языком ответила Дот. – Я всегда его пью… в «С-стрел-ле»…
Райен, подбежав, схватил кружку и понюхал ее. Вылил остаток содержимого на стол, внимательно присмотрелся.
– Семена сонной ивы, – сказал он, переводя взгляд на Агату. – Молоко было отравлено.
– Он принес мне это мол-локо, – пробормотала Дот. – Мой парень…
– Кто он? – спросил Тедрос, опускаясь рядом с ней на колени.
– Поцелуй м-меня, Т-тедди, – потребовала Дот и вновь повалилась головой на стол.
Тедрос легко, как ребенка, поднял ее, усадил на стол, посмотрел в ее припухшие глаза и настойчиво повторил:
– Дот,
– Мой парень… – зевая, ответила Дот. – Он ушел в туалет… несколько часов назад… Он каждую секунду может вернуться…
– Это тот самый парень, которого я мельком видел в ресторане?! – побледнел Тедрос.
– Тебе еще показалось тогда, что ты его узнал, – вспомнила Агата, увидев лицо Тедроса.
– Кей… он не тако-ой, как Т-тедди, – сказала Дот, тыча пальцем в бицепсы Тедроса. – Кей хотел взглянуть на… пап-почкины ключ-чи… сказал, что поцел-лует меня за к-каждый ключ, кот-торый я ему пок-кажу… Вот, смотрите, ск-колько раз он меня поцел-ловал…
Дот порылась в кармане своего платья, торжественно вытащила связку ключей и… вскрикнула.
И тут же в «Стреле» все остановилось – и музыка, и танцы, и разговоры, и перезвон кружек.
На связке никаких ключей не было, ни одного.
К тому времени, когда они добежали до тюрьмы, все было кончено.
Дверь камеры, в которую посадили Змея, была распахнута настежь, заколдованный мешок превратился в груду грязных, разбросанных по полу лохмотьев.