Согласно официальной версии, стахановское движение было начато инициативным шахтером с этой фамилией, который был недоволен количеством угля, которое добывал, и решил найти способ добывать больше. Опробовав несколько способов, он внезапно наткнулся на такой, который позволил ему добывать не просто больше угля, чем он добывал раньше, а в пятьдесят или шестьдесят раз больше. Довольный и окрыленный своим открытием – так гласит официальная версия, – он стал обучать своим методам других шахтеров, и вскоре вся смена добывала в несколько раз больше угля, чем раньше.
Методы Стаханова, в конце концов, привлекли внимание властей, и те объявили, что эта новация позволит России за очень короткое время превзойти производство всех других индустриальных стран. Главный штаб коммунистов в Москве поручил своим пропагандистам раздувать стахановское движение всеми имеющимися в их распоряжении средствами и в то же время приказал всем инженерам и промышленным руководителям внедрять передовые методы на собственных предприятиях.
Стороннему человеку трудно представить, на что способна пропагандистская машина в России, когда ее нацеливают на одну-единственную тему. Американские рекламщики или пресс-агенты, должно быть, позеленеют от зависти, узнав о таких возможностях. Большевики контролируют каждую газету, каждый журнал, каждое издательство, каждый рекламный щит, каждый кинотеатр и драматический театр, каждую кинокомпанию, каждую радиостанцию, каждый лекционный зал, каждую школу и университет, каждый клуб и общественную организацию.
Когда центральный комитет партии отдает приказ о всеобщей пропагандистской кампании, как это было в случае стахановского движения, вся страна ни о чем другом не слышит в течение нескольких дней или даже недель подряд. Неудивительно, что сами русские решили, будто разработали нечто потрясающее, и что тысячи иностранцев были захвачены этим шумом. Вскоре информационная горячка достигла такого накала, что даже люди, руководившие агитационной кампанией, похоже, поверили всему, что говорят.
Зарубежные эксперты принялись трактовать стахановское движение сообразно своим политическим взглядам. Экономисты правого крыла пришли к выводу, что стахановское движение ознаменовало общенациональное внедрение методов нерегулируемой эксплуатации труда в советской промышленности, которой, по их словам, успешно противостояли профсоюзы в других странах. Их коллеги левого крыла подтвердили официальное советское заявление о том, что стахановское движение представляло уникальные и оригинальные идеи увеличения производительности труда на производстве – идеи, которые могли быть развиты только при социалистической системе.
В России появились целые библиотеки с описанием различных этапов стахановского движения – советские издательства поспешили выпустить десятки книг и брошюр, в которых было больше миссионерского энтузиазма, чем подлинного понимания целей и принципов движения. На протяжении нескольких недель первые полосы советских газет отводились материалам о стахановском движении, и свежие журналы были ему посвящены. В этот период в вокзальных книжных киосках я не встречал ничего, что не было бы посвящено Стаханову и его начинаниям.
Шахтер Стаханов тем временем стал национальным героем, и во всех других отраслях промышленности появились его последователи. Они были так заняты, давая интервью и позируя фотографам, что вряд ли у них оставалось время на свою непосредственную работу. Их возили по стране, рекламировали, как кинозвезд или победителей бойцовских соревнований в Соединенных Штатах. Русские были доведены этим движением до своего рода религиозного неистовства. Они пытались внедрить стахановские методы во все виды деятельности. В газетах сообщалось, что в этом преуспели рабочие, которые кремируют трупы. Были выпущены брошюры, показывающие, как бухгалтеры, школьные учителя, фермеры и даже домохозяйки могут приспособить движение к своим условиям. Но через несколько недель от большей части подобной чепухи постепенно отказались, как обычно делают русские после таких приступов.
Стахановское движение было окружено такой восторженной шумихой в России и столь ошибочно и противоречиво толковалось за рубежом, что я сомневаюсь, имело ли какое-либо представление большинство из тех, кто писал об этом, что же это было. Я уверен, что многие русские никогда не понимали простых принципов, которые Стаханов и его последователи использовали в работе и которые власти раздували для того, чтобы отбросить некоторые устаревшие коммунистические представления, влияние которых все еще сохранялось в советской промышленности, хотя любому здравомыслящему человеку должно было быть ясно, что они не сработают.