В поисках священного. Паломничество по святым землям

Этим утром погода стояла невыносимо жаркая. Шон, Аурелия, их двухлетний сын Рафаэль, Элизабет и я – мы отправились в пустыню. Мы ехали по ухабистой дороге, поднимая за собой столб пыли, и, наконец, Шон остановил свой фургон посреди пустыни. Мы пошли за ним, обжигая ноги раскаленным песком, до скалистого ущелья, за которым скрывалась река. Ее нельзя было найти на картах. Остаток дня мы провели на берегу – грелись на солнце, плескались в прохладной воде, словно буйволы, плавали вверх по течению, смотрели в глаза рыбам, подчинялись глубокому ритму течения ее зеленых вод. Рафаэлю даже не нужно было хныкать или кричать, чтобы привлечь к себе внимание. Центром внимания была река, и притягательная красота ее глубоких вод объединяла наше внимание и нас самих в одно целое.

Аурелии была близка индейская культура – музыка ее духа, мокасины и бусы, чувство общности и глубокая любовь к земле. Она подготовила дом для проведения церемониального омовения в сауне. Брат Джон должен был проводить ее. На церемонию приходили не только люди из близлежащих домов, некоторые шли издалека. Шон зарабатывал на жизнь строительством домов, и он построил этот и несколько других домов на аризонском плато. Все живущие здесь люди разделяли одни и те же взгляды на жизнь. Здесь не существовало ни сект, ни религий, а между поселениями отсутствовали какие-либо границы. Здесь не было слышно высокомерных речей на духовные темы. Здесь одни люди мирно жили бок о бок с другими, вот и все. Рафаэль мог спокойно прогуливаться по деревне. Куда бы он ни пошел, за ним всегда кто-то присматривал. Здесь не было нужды в том, чтобы вешать замки на двери, опасаясь соседа. Не нужно было и спрашивать разрешения, чтобы прийти на ужин.

Люди стали приходить с заходом солнца. Аурелия закладывала дрова в печь сауны. Вскоре камни, на которые следовало лить воду, раскалились докрасна. В углу стоял массажный стол, и любой желающий мог устроиться на нем для проведения этой приятной процедуры.

Все пришедшие собрались в сауне. Горячий воздух, смешанный с паром и дымом горящего шалфея, поднимался из центра комнаты, расползаясь вдоль стен. Мужчины и женщины сидели друг с другом плечом к плечу, и сквозь поры пробивалась томная, горячая испарина. Так поступали индейцы навахо. В рамках любой традиционной культуры подобное совместное времяпрепровождение мужчин и женщин в сауне было бы совершенно немыслимым. Немыслимыми были бы и традиционные индийские напевы, звучащие в индейской парилке, или сделанный из кедра, священного дерева, крест, висящий в гостиной.

Но такова Америка: нечистокровная, наивная, эпатажная. И в этой наивности родилась возможность свободы и сверхъестественного творчества. Когда ты не обусловлен определенной традицией или культурой – будь то индийская, африканская, индейская, кельтская, языческая или христианская культура – весь мир сливается в новую форму, и форма эта одновременно и уникальна, и воспитана опытом прошлого мира. Путешествие через формы не заканчивается привязкой к атавизмам или отрицанию самих форм. Весь процесс путешествия порождает его продолжение, открывает новые пути, бросает приятный вызов ответственности.

Под звук мелодичных распевов поднимался дым. Унисонный гул смешивался с паром и запахом жженой древесины. Брат Джон стоял в центре и говорил: «О предки! Дайте мне скромное сердце». Он лил немного воды на камни, и комнату обдавало сильной волной горячего пара. Пот струился ручьем. Воздух уплотнялся. Становилось все жарче. Дышалось трудно, но мы держались вместе. «О, предки! Да не стану я заложником своего ума и поступков своих!» – еще один ковш воды многократно усилил жару. Тело и ум очищались от скверны и нечистот. Кто-то продолжал петь. Кто-то сидел молча. Воздух, казалось, застыл в неподвижности. Каждый, кто имел что-либо сказать, говорил – прямо как на собрании квакеров: «О Великий дух! Научи нас уважать землю эту!»

Уровень грунтовых вод в этих местах сильно снизился за последнее время. Ситуация казалась серьезной, но люди продолжали закрывать глаза на проблему, продолжали транжирить воду, оставляли краны открытыми. В этой же общине люди использовали воду крайне бережно. Каждая капля была здесь на вес золота, и все знали об этом. «О, Великий дух! Удержи нас в своем потоке. Не дай нам сбиться с пути. Да не утратим мы твоих божественных источников».

В этом потоке тишины, в облаке раскаленного тумана люди держались за руки. Зависть и страх испарялись, поднимаясь вверх вместе с дымом и паром. Здесь никто не был хозяином над остальными, но среди нас присутствовал Бог. Здесь никто не опасался быть оскорбленным, но само чудо природы делало каждого человека скромным. Здесь не было нужды кем-то становиться, что-то делать. Но люди, собравшись вместе, подготовили почву для рождения нового способа жизни – новой жизни, напоминающей произведение искусства, созданное искусным трудом и терпением, сопряженными с чувством общего предназначения. И произведение это неподвластно времени.