В поисках утраченных предков (сборник)

Медведев вышел с чашкой кофе на террасу. Болела голова, словно вчера было выпито, и немало. По лестнице спускался Джордж, шлепая тапочками и улыбаясь: «Монинг!» Короткая седая стрижка, румяное лицо, голубые глаза потомка римских легионеров, крепкое рукопожатие гимнаста. Он стал как родной за эти две недели. И прекрасное чувство профессионального братства – мы пишем на разных языках, мы, может быть, никогда не прочтем друг друга, но мы знаем, что такое быть писателем, быть частью своего народа и быть чуть над ним, чуть в стороне, описывая его боль, радости, страхи, любовь, горе, возвышение и унижение, смех и слезы… Нас немного на земле, и мы всегда поймем друг друга… Медведев почувствовал, как его потянуло к Джорджу, словно это старший брат спускался по лестнице – сейчас он посмеется над твоими нелепицами и даст совет.

– Как вино, Джордж? Удалась ли проба?

– О-о, – Джордж сделал зверское лицо. – Терибл! Ужасно! – Он прихрамывал.

Из арки вышли лохматый Спирос, будто ночевал в старом флигеле на развороченных полах, и Елена, чистенькая, дружелюбная, засветившаяся улыбкой. Елена отщебетала приветствия, сказала, что сейчас посмотрит для Серджио и-мейлы на компьютере, стала подниматься по лесенке в офис. Спирос остановился.

– Завтра в десять часов будет автобус, – начальственным голосом напомнил он. – Поедем в Линдос. Потом обед в ресторане. О’кей?

– О’кей, – сказал Джордж, стараясь не хромать.

– Сколько часов будет продолжаться поездка? – поинтересовался Медведев.

– Сколько захотим, – Спирос по-хозяйски глянул на чашку с дымящимся кофе, поставленную на парапет ограждения. – Автобус будет стоять вон там на холме. Я тоже поеду с вами.

«Пухлый задастый мальчик, выросший в тепле и уюте. Самые сильные ощущения – разбитый в детской драке нос, падение в воду с волнолома, амурные похождения и поездка в Париж, где негры сперли у него сумку… Он ни в чем не виноват передо мною, такова жизнь…»

– Это не воздух, – сказал, посапывая, Джордж. – Это амброзия! Божественное и дьявольское место одновременно! Фантастика!

Он принес себе кофе и большую бутылку тоника из номера.

– Фантастическое место, – бормотал он, освежая себя и Медведева горьковатым шипучим напитком. Из кремовых шортов торчали мускулистые загорелые ноги. Джордж попытался присесть и поморщился. – Потянул массалз, мышцы… Эти собаки… Но вино было хорошее, очень хорошее…

По лесенке, как всегда вприпрыжку, спустилась Лайла. Не хватало толстячка Ларса.

Она весело поприветствовала коллег, назвав их джентльменами, и спросила Джорджа, не передумал ли он прокатить ее ночью на автомобиле по всему острову.

– О, да-да! – смущенно засмеялся Джордж. – Я был пьян, но помню. Завтра поедем в Линдос. Вы поедете?

– А вы? – игриво спросила Лайла.

– О, да! Я собираюсь.

– Тогда и я поеду. – Лайла отцепила велосипед и, махнув длинной ногой, обтянутой цветастыми лосинами, оказалась в седле. – Спирос сказал, что будет обед в рыбном ресторане. В честь Сергея, который скоро уезжает… Как Оксана? – Она повернула голову к Медведеву и смотрела вежливо, учтиво и внимательно, словно Оксана была ее близкой подругой.

– Благодарю, хорошо, – кивнул Медведев с улыбкой.

– Оксана – героиня его рассказа, – встрял Джордж. – Сергей пишет о ней рассказ….

– О, да, я так и предполагала, – светски улыбнулась Лайла, и Медведев подумал, что не такая уж она и страшная, не такая засушенная, в ней есть понимание людей, и сейчас она, как подруга их жен, дает мужчинам маленькую взбучку, пусть и тихо, спокойно, но дает: «Ишь, как вы тут без жен оторвались!» – читалось в ее ироничном взгляде. – Хорошего вам дня, джентльмены! Бай! – Она укатила, назидательно сверкнув велосипедными спицами.

– Бай, бай, – повторил Джордж, глядя на море. – Байсикл… Я раньше тоже занимался велосипедом. Гонки с лидером. – Он потер лоб и вспомнил: – Вино было прекрасное! Но много пил. Болит голова…

– Может быть, водки? – предложил Медведев. – У меня есть…

– Бум-бум-бум… – Джордж задумался, опохмеляться ли ему. – Бум-бум-бум. Я давно не пил русскую водку.

– Пятьдесят граммов, – соблазнительно подсказал Медведев. – С тоником. Сразу станет легче. Холодная…

Джордж изобразил на лице отвращение, словно водка уже попала к нему в рот; но вот он мысленно проглотил ее и согласился:

– Чуть-чуть… – Он хлопнул коллегу по плечу и рассмеялся. – Мало-мало…

Медведев понимал, что обрекает себя на чужие истории, разговор, но мужская солидарность взяла верх.

Он принес мигом запотевшую бутылку «Столичной» и поставил на парапет. Джордж притащил с кухни чистые стаканчики и чашку с кофе.

– Как Оксана? – негромко спросил он, глядя, как Медведев сворачивает винтовую пробку. – Как вчерашний вечер?

– О’кей, – Медведев решил не вдаваться в подробности. – Все хорошо. Мы немножко погуляли.

– Голова болит? – Джордж принял стакан и долил в него тоник.

– Мы же, русские люди, вообще не пьем. – Медведев завернул пробку и весело глянул на Джорджа. – Это наша национальная особенность. Вы разве не знали?

– О, да! – прохохотал Джордж, закидывая назад голову, но тут же схватился за затылок и поморщился. – О, дьявол! Болит, собака… Я знаю, что русские люди очень не любят водку.

– Ваше здоровье, Джордж! – Медведев поднял стакан с тоником.

Они выпили – каждый свое – и, поставив стаканы, дружно обернулись: мягко клацнул замок, и на террасу вышел Ларс с пластмассовым креслом в руках. Он нес его, подняв над головой, словно собирался швырнуть с обрыва, и тихо бормотал – то ли ушибся, протискиваясь в двери, то ли опробовал на слух родившиеся стихи.

Заметив коллег, Ларс опустил кресло (теперь он волок его за спинку, как мешок), по-детски улыбнулся и залопотал быстро и стремительно: приветствия, рассуждения о доброй погоде и радостные комментарии по поводу неожиданной встречи вылетали из него, как из пулемета. Ответный огонь был открыт одиночными выстрелами:

– Как дела, Ларс! Вы отлично выглядите!

– Вы едете с нами в Линдос?

– Присоединяйтесь! Мы завтракаем водкой и кофе!

– О, водка! О, Линдос! – восторженно отстреливался Ларс, выглядывая, куда бы поставить кресло. – Много работаю! Детский журнал ждет от меня серию экологических стихов! Сегодня я должен посылать и-мейл! Сейчас я принесу еще кресла! Много кресел! Будем сидеть!

Джордж указал ему пальцем место для кресла, и Ларс стукнул им об пол:

– Спасибо! – Он перевел дух, будто тащил кресло с другого конца острова.

Джорджу и Медведеву пришлось перейти на английский. Ларс торопливо бросился к дверям.

– Возьмите стакан! – крикнул вслед Джордж.

– О, е, стакан! – вскинул руки Ларс и пообещал, держа их над головой, словно сдавался: – У меня есть шведская рыба! Сейчас буду брать!

Сервировка была проста, но изысканна – на мраморной поверхности ограждения сверкали розовые ломти шведского лосося, белел сквозь пластик греческий хлеб, искрилась капельками росы бутылка русской водки, в чашках дымился бразильский кофе и не имеющий национальности тоник в пластиковой упаковке, которую и бутылкой не назовешь, пускал пузырьки, при взгляде на которые вспоминался аквариум с рыбками. Джордж быстро расставил кресла полукругом. Медведев налил коллегам водки, себе – тоника и вознес стаканчик:

– За женщину, в которую мы влюблены и которой стараемся не изменять! За госпожу Литературу!

– О, да! – Джордж выпил и выдохнул. – Жена может простить измену, литература никогда не прощает!

Ларс закивал, захохотал, покраснел.

Шелест пальмы над головой и ослепительный блеск моря навевали успокоительную мысль, что сидеть на террасе можно вечно – этот древний холм с портиком акрополя и маслиновой рощей невдалеке простоит еще тысячу лет, это море будет вечно блистать, а солнце светить, крепкая бетонная терраса всегда будет рада гостям, на ее мраморном ограждении всегда будут стоять напитки и закуска, а собеседники – милые, добрые люди – не избудут во веки веков, как и сам Медведев, ждущий теперь тринадцати часов по московскому времени…

Они заговорили об отношениях правительств своих стран к писателям – Ларс уверял, что в Швеции писатель может жить, и не выдавая на-гора километры строк – правительство дает стипендии и субсидии, понимая, что литература – занятие не коммерческое; Медведев перечислял, что мог в советское время позволить себе средний писатель на гонорар от книги: дачу, машину и безбедное существование до следующей книги. Ларс изумленно вскидывал брови, Джордж кивал, подтверждая, что так было и в Румынии при Чаушеску.

– Но так было раньше! – поднимал палец Медведев, давая понять, что он еще не закончил. – Сейчас книги стали дороже, но писатели бедней! На гонорар от повести, напечатанной в журнале, можно прожить десять дней!..

– Десять? – с ужасом в глазах уточнял Ларс.

– Десять! – кивал Медведев. – А как жить остальные триста пятьдесят пять дней? Мы с вами знаем, что невозможно полноценно писать и каждый день ходить на работу. В определенном возрасте работа не помогает писателю, она висит, как тяжелый груз на ногах или наручники на руках. Писатель должен быть свободен материально! – Коллеги кивали. – Писатели стоят в начале длинного денежного конвейера, – говорил Медведев. – Они дают работу целым отраслям, – он начинал загибать пальцы, – лесорубам, бумажным фабрикам, типографиям, издательским домам, литературным критикам, книжным торговцам, но получают за свой труд, – он показал собравшимся кончик своего мизинца, – меньше продавца в книжном магазине! Я – издатель, но в первую очередь – писатель! Я мечтаю призвать русских писателей не отдавать рукописи в издательства в течение года! Если мне удастся, я организую в России стачку писателей…

– О, да, критики! – сказал Джордж, готовясь закусить шведским лососем. – Они ничего не пишут, только критикуют, но получают хорошие деньги. И на них никогда не угодишь.

Потоптав немного критиков, писательская компания двинулась дальше. Выпивая и закусывая, быстро надавала пинков масскультуре, газетам, телевидению, Интернету, где висят ворованные у писателей тексты, дала тумака обывателю, закатила оплеуху яйцеголовым умникам и готовилась перейти к скользкой теме мировой политики, но на террасу бочком, с сигаретой в руке осторожно выглянула Анатолия, словно у нее стоял на огне суп и она опасалась, что он убежит.

– Охо! – махнул рукой Ларс. – Иди сюда! Мы пьем водку! Будем есть шведскую рыбу!

Анатолия, держа сигарету у лица и щурясь по обыкновению от табачного дыма, направилась к компании. И по тому, как она шла, покачивая бедрами, как с улыбкой оглядела мужчин, мгновенно сделалось ясно, что она человек бывалый и ее не застанешь врасплох шуточкой, щипком или предложением выпить водки; более того, по мере ее приближения становилось очевидным следующее: в молодости она была красавицей, и мужчины сходили по ней с ума; она знает себе цену; умеет держаться в любом обществе; в ней намешена кровь Европы и Азии; и при случае Анатолия сможет за себя постоять, а сейчас она позволит мужчинам поухаживать за собой, пошутит, выпьет водки и вернется к своим обязанностям менеджера по хозяйству. В ней было что-то и от портовской шлюхи, и от королевы.