В поисках Великого хана

Они были переполнены людьми. Палуб не было видно под плотным панцирем, образовавшимся из человеческих голов, словно из плотных чешуек. Это был целый народ, несчастный, стонущий и в то же время еще допевающий песнопения уже угасающего восторга, народ, гонимый религиозной ненавистью и идущий навстречу новым преследованиям и еще худшим бедствиям.

Эти суда увозили к берегам Марокко часть изгнанных евреев. Испания по собственной воле сбрасывала с себя несколько сот тысяч человек, способных и трудолюбивых, в то самое время, когда горсточка испанцев пускалась в плавание по таинственному океану в поисках новых земель и сказочных богатств.

Флотилия изгнанников, суда которых казались гробами, переполненными вопящими мертвецами, удалялась по направлению к марокканскому берегу. Корабль и каравеллы с крестами на парусах, с флагами, развевающимися на верхушках мачт и на кормовых башнях, продолжали свой путь на юг, к Канарским островам, к древним островам Блаженных, чтобы оттуда устремиться прямо вперед на поиски золота — властелина мира, пряностей, которые делают пищу душистой, как амброзия богов древности, дворцов, осыпанных сияющими драгоценными камнями и жемчугом, островов и материков, где кишат слоны, обезьяны, безголовые и одноглазые люди, на поиски чудесных стран, которыми правит Великий Хан, «Царь царей».

А Великий Хан татарский, о котором писали Марко Поло и Мандевиль и на поиски которого шел Колон, еще в 1368 году был свергнут с престола китайской династией Мин. Его не было на свете вот уже сто двадцать четыре года.

Глава IV

В которой корабельный слуга Фернандо Куэвас быстро справляется с морской болезнью, учится петь часы, выслушивает интересные рассказы и дает обещание кой-кого убить.

Первые часы плавания были приятны Фернандо Куэвасу своей новизной. Он переходил от одного борта судна, к другому, безотчетно стараясь ступать поудобнее и упираясь пальцами ног в палубу, чтобы тело подчинялось движению корабля, покачивающегося под тяжестью распущенных парусов.

В течение последних дней он много и тревожно размышлял о той совершенно новой жизни, которая должна была для него начаться. Сейчас, вдыхая полной грудью свежий соленый ветер и следя глазами за каравеллами — «Ниньей», шедшей рядом с его кораблем, и «Пинтой», значительно его опередившей благодаря своей быстроходности, он чувствовал, что стал совсем другим, перемахнув одним решительным прыжком через грань, отделяющую отрочество от мужественной зрелости.

Пока что у него не было никакой срочной работы, потому что чистота, которую навели накануне, все еще сохранялась. Стоя у носовой башни или проходя среди матросов, сидевших кучками на шкафуте, он поглядывал на величественную кормовую Лаптю, где вместе с верховным капитаном флотилии находились все обслуживающие его лица. Ему хотелось видеть Лусеро, и это нередко ему удавалось, потому что слуга дона Кристобаля ходил туда и сюда по кормовым помещениям, разбирая вещи хозяина, только что вынутые из ящиков и мешков.

Так наступил полдень, о чем слуги должны были оповестить всех возгласами: «За стол, за стол!» Фернандо смеялся украдкой, слыша, как тонкий голосок Лусеро произносит на корме эти слова, чтобы верховный капитан и его приближенные пошли и сели к столу.

На носу и шкафуте его товарищи — корабельные слуги такими же восклицаниями созывали матросов.

— Обедать зовут! — весело кричали многие из них.

И все «носовые» размещались прямо на досках палубы отдельными группами, возглавляемыми боцманом, корабельным мастером, бомбардиром или конопатчиком.

Кто поджимал ноги под себя, кто вытягивал их вперед, кто садился на корточки, а кто предпочитал есть полулежа; после застольной молитвы каждый вытащил свой нож, служивший ему вилкой.

Несмотря на то, что была пятница, экипаж не кормили бобами, тушеными в подсоленной воде, как полагалось в постные дни. В так называемых габатах, больших деревянных мисках, перекатывались куски свежего мяса с рисом, в знак торжественного начала плавания. Вокруг каждой кучки матросов ходил слуга с огромным деревянным кувшином, называвшимся чипи-чапе, полным вина, и наливал его в деревянные же посудинки, круглые и приплюснутые, которые были личной собственностью каждого матроса и носили название лепешек.

Продукты были свежими. Обед, следовательно, был не хуже, чем на суше, и обильнее того, который матросы имели у себя дома. Вино не было разбавлено водой. Кладовщик еще мог расщедриться на большие порции. Все это вместе с прекрасной погодой и попутным ветром, который подгонял суда, приносило людям радостное настроение, присущее хорошему пищеварению.

Фернандо поел с остальными корабельными слугами после матросов и юнг. Они получили не меньше еды, чем взрослые. Всем выдали по целой галете, сухари, вкусные и хрустящие, так как они были приготовлены совсем недавно. Матросы, уже побывавшие в плавании, вспоминали так называемую масаморру, которая шла в пищу в конце пути, — остатки гнилых старых сухарей, крошки, смешанные иногда с соломой, вылезшей из мешков, дохлыми клопами и крысиным пометом.