В полдень на солнечной стороне

— Шучу, но со смыслом, — сказал генерал. — В наших руках сильное оружие — это не только средство нанесения удара. По сам факт его существования может предотвратить необходимость применения оружия, потому что предполагаемый противник не дурак, чтобы с шальной головой, не подумав, во что ему это обойдется, на нас кидаться. — Спросил развязно: — Понимэ? — Пояснил смущенно: — Это мой командир огневого взвода так любил выражаться, обучая обращению с сорокопяткой. Шлепнет по фашистскому танку снарядом, обернется, спрашивает: «Теперь понимэ?»

— Ну если ваш взводный при таких обстоятельствах подобным выражением пользовался, такой термин принимаю, — согласился уже было обидевшийся Клочков и добавил благосклонно: — А вы мне нравитесь живостью характера.

— Нс столько от противника принимал страдания на фронте, сколько вот от такого характера, как вы ему диагноз поставили: сангвиник! Но ведь это лучше, чем холерик или меланхолик.

— Лучше! — твердо сказал Клочков. — Гораздо лучше! И я, позвольте вам сообщить, сам сангвиник и крайне несдержанный при некоторых обстоятельствах бываю… Холерик.

— Ну, чего там? Поладим, — проговорил генерал. — Лишь бы не меланхолик. Вот кого не люблю, так не люблю.

Вернулись на берег и, не обсыхая, не обтираясь, пошли под навес и сели за столик.

Потягивая кумыс, генерал сказал:

— Очень одобряю этот напиток — и полезный, и, если сильно им напузиться, — как сто грамм, фронтовая норма.

Склонился, доверительно спросил:

— А супругу вашу тоже надо агитировать? А то я для этой цели свою привез — она умеет.

— Позвольте, но еще нет моего окончательного решения.

— Значит, предварительное имеем. Все! Вполне удовлетворен, — сияя, генерал стал озираться, объявил: — Хотел бы тостик двинуть, коньячок прихватил. Может, сбегать?

— Нет уж, пожалуйста, кумысом! — попросил Клочков, хоть в этом не уступив настойчивой наступательной энергии генерала…

Вечером они вышли погулять при луне, и озеро серебристо светилось все, как расплавленная луна, от берега до берега. Генерал сказал поспешно:

— Природа — всегда красота.

И, не отрывая глаз от лица Клочкова, изменившимся сухим и отчетливым голосом точно, ясно стал докладывать об оборудовании научно-исследовательского конструкторского бюро, проявив такие тонкие и обширные технические познания, что в конце концов Клочков развел руками и спросил:

— А вы сами инженерным творчеством не занимаетесь?

— Ну что вы! — с какой-то досадой сказал генерал. — В пределах обязательного ныне по должности и званию смыслю, а дальше ни-ни. Серое вещество лимитирует. Если повысят, дополнительно, что положено, одолею. Сейчас в армии такой уклон — в инженерию и высшую технику. Если демобилизуют, вполне можно и по гражданской линии начальником цеха или даже дальше подвинуться. В армии будущего, твердо считаю, без высшего образования даже младшим офицером не удержаться. И главный задел для будущего — знания. Чем полнее и совершеннее они будут, тем армия будет подготовленнее. Такой задел у нас и совершается. Нас не тронь, и мы не тронем. Лозунг самый надежный и устойчивый.

— Но ядерного оружия у нас пока нет.

— А кто его знает, кто над чем у нас работает? — усмехаясь, на известный мотив пропел генерал. — Мое дело, я вам доложил, преодолевать любые дальние расстояния в наикратчайшее время способами, и вами примененными в вашей установке, и иными, еще разрабатываемыми и уже опробованными довольно-таки эффектно. Так что арена для соревнования весьма широкая. Надеюсь, ваша фирма будет и на наивысшей высоте, и на наивысшей дальности.

— Скажите откровенно: вы сомневаетесь в устойчивости мира на земле?

— Отнюдь, — сказал генерал. — А мы-то с вами для чего? Для безопасности. На всякий пожарный случай. — Показал рукой на коттеджи. — Вон! Видали? Для чего-то огнетушители повесили, хоть и вода рядом. Вот и мы с вами должны их иметь в полном комплекте.

— Позвольте, а как же завод? Я же возглавляю конструкторское бюро.

— А со мной полковник Гарбузов прибыл, вооруженец. Раньше на Сельмаше конструктором работал. Скинет мундир, с вашего разрешения, и в партикулярном обличии приступит ко всему тому, что он на Сельмаше делал. Завод знаменитый. Высокая марка!

— Но, позвольте, Алексей Сидорович Глухов для моей установки специальный участок в инструментальном цехе выделил, и лучшие, изумительные мастера, с которыми я сюда прибыл, уже над ней работают. Как же так — сразу брошу?

— Ох этот Глухов! Как был оруженцем, так и прилип и отлипнуть не желает, — досадливо произнес генерал. — Ну ладно, на месте осмотримся, поторгуемся с ним — может, кого из людей уступит.

— Но предприятие понесло уже определенные затраты.

— Ого, хорошо деньги считаете, — одобрил генерал. — А то ведь мы все какие? Любим, чтобы подешевле да получше. А вы, конструкторы, обычно денег не считаете — мол, это дела бухгалтера, давай, и все.

— Но если вы собираетесь лимитировать? — заторопился Клочков.

— Поторгуемся, — сказал генерал, — как цыгане. Вы миллион потребуете, мы — половину. Хоп-шлеп по ладошкам — и сладим.