В полдень на солнечной стороне

Вернулся он из больницы. Пришел к нему с женой, детьми, родственниками — благодарить, на плов звать, чтобы уже при всех соседях, на виду у всей улицы еще раз поблагодарить. А что мне Сережа сказал? «Ты, Саид, не суетись. Ничего такого особенного не было. Вот если б я, как старший сталевар, зазевался, то на всю б свою жизнь рабочую человеческую честь потерял. Ты с этой стороны к случаю подойди, потому что под твоим началом тоже малоопытные работать будут, и ты за них обязан своим здоровьем отвечать, пока не научатся».

А почему он со своей, лучшей печи на другую ушел? Мне место уступил! «Зачем, — говорю, — Сережа, бригаду на меня бросаешь? Я еще несамостоятельный».

«Так будешь! — он сказал и объяснил, почему надо — Мы, русские, сталь давно варим, еще с тех пор, как вы плов начали варить, — значит, надо вам быстрее обзаводиться своими мастерами-сталеварами. Как без плова сытым не будешь, так и без стали — сильным. Котел-то у нас во всем всеобщий. Ну вот и надо, чтобы со всех сторон сталь в него текла».

И он мне нашим же старым изречением свету прибавил. «У вас, — сказал он, — в народе говорят: люди, соединившие судьбу, — это крылья одной птицы. Если оба крыла одинаково сильны, птица может летать высоко. — Потом улыбнулся. — Ну как, прозрел, каким способом нам всем в гору идти?»

Саид помолчал, произнес задумчиво:

— А улыбаться ему было больно, лицо не зажило после ожогов, когда металл из печи выбросило, а он улыбался, довольный, что я старшим сталеваром на его печи становлюсь. Ты меня понимаешь? Как я должен работать!

— А чего тут такого? — сказал Петухов. — И на фронте взаимная выручка была, и тоже на командирские должности за способности выдвигали. А кто из каких мест, какой национальности, только для наградного листа или для похоронки выясняли. Главное — кто как воевал, а теперь — кто как работает. По этому и место человеку определяется.

— Ты хладнокровный, — заметил Саид. — Весь мой род — чабаны, а я первый из всех — сталевар!

— Мой отец тоже до завода коров пас, — сказал Петухов. — А я, возможно, инженером буду. И ничего тут особенного. Был молодым рабочим, стану пожилым инженером.

Саида жаловалась Соне:

— Саид на войне воевал, ночи не спала. Теперь тоже не сплю, была у него в цехе, очень там страшно. Я ему говорю: «Учись на бухгалтера, будь отцом своим детям». А он в металлургический техникум поступил, чтобы больше стали варить. Опять со страшным огнем возиться будет. Приходит домой, весь железом пахнет, на спецовке дыры прожженные. Ночью я его к себе зову, а он учебник учит. Разве от этого дети будут?

— Но ведь у вас и так трое.

— Моя мать двенадцать вырастила, и только две девочки, А у меня одни девочки. У нас же родных много, надо и с их мнением считаться. А он шутит: «Теперь надо не количеством детей гордиться, а их качеством». Говорит, что на фронте целый авиаполк из девушек был, и почти все Героев получили. Это правда?

— Правда, — сказала Соня.

— Значит, по-твоему, женщина должна еще и летать, и воевать, как мужчина?

— Было такое время на земле — «матриархат» называется, когда мы над мужчинами властвовали.

— А почему кончилось?

— Они все наши женские слабости изучили, ими воспользовались и верх над нами взяли. И мы можем теперь про них говорить — обабились! — рассмеялась Соня. — Теперь же мы их недостатки и слабости изучим и над ними власть заберем обратно.

— Не надо! — сказала Саида. — Пусть такими, какие они есть, живут. Зачем пугать? Им и так достается от другого начальства.

Когда Соня рассказала Петухову об этом разговоре с Саидой, Петухов встревожился.

— Тебе, что же, захотелось надо мной старшей быть, командовать? — спросил он обидчиво.

— А я и так командую, только тактично, не так, как ты мной.

На фронте Петухов пребывал в двух разных плоскостях в своих армейских взаимоотношениях. Одна плоскость: он старший над подчиненными ему. Умнее он их или глупее, хуже или лучше по всем статьям человеческим, но он обязан во что бы то ни стало при всех обстоятельствах всегда и во всем высоко тянуться, чтобы оправдано было его командирское звание.

Поэтому он никогда не имел права давать волю своим чувствам, мыслям, терять контроль над собой, помня о том, как четко у подчиненного складывается облик начальника, рождается доверие, уважение и как можно это утратить небрежностью, роняя самого себя даже в мелочах.

И, поступая так или иначе, он обязан был прежде всего думать не о том, лучше ему от этого или хуже, а о том, как такое будет воспринято его подчиненными. Уронит это его в их глазах или поднимет. А поскольку командирское звание уже само по себе ставит начальствующего над подчиненным, то, для того чтобы пользоваться им полноправно, чтобы соответствовать своему высокому званию, командир должен зорко следить за собой, не давая себе душевного отдыха.