В полете. Мир глазами пилота

Я вернулся в свое кресло, надел наушники и стал глядеть на проплывающую подо мной Европу. Возможно, виной тому была музыка, но все, что я видел, очень походило на видеоклип. Теперь я уже не веду дневников, а в юности очень любил записывать свои мысли, примостившись в кресле рядом с окном. Я до сих пор иногда вижу таких пассажиров – наушники, блокнот, место у иллюминатора. Это путешественники, помнящие изначальный смысл слова «география» – «описание Земли». «А ведь тот пилот прав, – подумал я. – Я ведь люблю летать больше всего на свете». Несколько часов спустя, когда автобус номер двадцать пять вез меня из Хитроу, я наконец принял решение: пойду в гражданскую авиацию.

Но чтобы стать пилотом, мне надо было решить непростую задачу – вернуть студенческие ссуды и скопить денег на обучение в летной школе. Я вспомнил, как часто люди жалуются, что бизнес-консультантам приходится постоянно мотаться на самолете туда-сюда – и, естественно, я принялся рассылать резюме в консалтинговые фирмы. Сначала в пять крупнейших компаний – там мне попросту не ответили. Я перечитал свое сопроводительное письмо и обнаружил в первой же строчке кошмарную орфографическую ошибку. Исправив ее, я снова стал рассылать резюме, но уже поумерив свои запросы, и наконец нашел работу в маленькой бостонской фирме. Мне там понравилось все – и теплая атмосфера, и очаровательное старое здание из красного кирпича, стоявшее недалеко от причала, и открывавшийся из окон потрясающий вид на залив и аэропорт. И конечно, возможность летать по всему миру. Там я проработал три года, после чего поступил в летную школу в Британии. Вместе со мной учились люди, страстно влюбленные в авиацию, и с некоторыми из них я дружу по сей день.

Тому, кто собирается летать «для души», достаточно овладеть практическими навыками управления самолетом. Подготовка пилотов гражданской авиации – совсем другое дело. Почти шесть из восемнадцати месяцев учебы мы провели в классах. К своему немалому удивлению я снова превратился в студента – сидел на лекциях, писал конспекты, учился до поздней ночи и сдавал экзамены.

Историк Ирвин Бринтон Холли отмечал, что общество значительно недооценивает роль творчества в развитии технологий. Признаюсь, я тоже этим грешил. Мне казалось, что научный мир четко разделен на «физиков» и «лириков». Те, кого называли творческими личностями, в моем представлении относились к разряду нежных «лириков» – ребят, которые сами инструмент в руки не берут, а только рассуждают о том, почему этот инструмент так хорош и важен, и откуда он берет свое происхождение, и чем один инструмент лучше другого, и как образ инструмента отображен в искусстве. А суровые «физики» меж тем без лишних слов разрабатывают новые, все более совершенные инструменты. В летной школе мне пришлось изменить свое мнение – никогда еще жизнь не избавляла меня от предрассудков так быстро и так решительно. На первых же лекциях по авиационным технологиям я с изумлением осознал: инженер – это невероятно творческая профессия, а полет – высокое искусство. Мастерство, необходимое, чтобы понять все внутренние взаимосвязи механизма и добиться от этого механизма наибольшей отдачи, сравнимо с мастерством писателя, выписывающего сюжет, или поэта, ищущего образ. А поскольку инженер (и особенно – авиаинженер) ограничен множеством строгих рамок – это и вес, и точность, и безопасность, – его творения, пожалуй, будут посильнее японских хайку.

Поразило меня и то, сколько общего у самолетостроения с биологией. Инженеры, по сути, способствуют особому виду эволюции – происхождению индустриальных видов. Впервые эта мысль пришла мне в голову, когда я узнал о существовании приспособления, именуемого «маслоохладитель, охлаждаемый топливом». Во время полета, особенно если он длится долго и проходит на большой высоте, масло в двигателях перегревается, а топливо в крыльях, наоборот, сильно охлаждается. Поэтому инженеры придумали специальное обменное устройство, которое переводит лишнее тепло от масла к топливу. Когда преподаватель объяснял нам принцип действия этого прибора, я вспомнил – то же самое есть и у китов. У них артериальная кровь подогревает венозную. Это один из многих примеров того, как эволюция и инженерия независимо друг от друга приходят к одному и тому же решению. У самолетов есть своя кожа, защищающая искусственный организм от проникновения чужеродных предметов. У самолетов есть своя система кровообращения. Они, как и живые существа, обладают способностью сохранять постоянство внутренней среды – гомеостазом. Как и мы, самолет чувствует свое положение в пространстве относительно других объектов. Способность самолета отслеживать работу своих внутренних систем и предупреждать о нарушениях в них в чем-то схожа с нашим умением чувствовать боль.

Самолеты запоминают карты и умеют оперативно адаптировать их к меняющимся условиям. Они осознают мир вокруг себя – чувствуют, как меняется температура воздуха и сила ветра, понимают, над землей они летят или над водой, могут предугадать приближающуюся грозу.