В полшаге (СИ)

Пока она предавалась размышлениям, окружающих словно охватило сонное колдовство – кот дремал, громко мурлыча, и этот звук, такой спокойный и монотонный, навевал дрёму на остальных. Буагильбер беспокойно задремал, иногда ворочая головой и чуть подёргивая руками. Видно было, как под его веками жутковато ходили зрачки.

Верный хозяину, Болдуин откровенно клевал носом, причем стоя – как только на пол не упал. Время было уже позднее, но Ревекке пока не особенно хотелось спать.

Сарацин был бодр, в отличие от остальных, и вполне мог проследить за рыцарем.

Ревекка кивнула Абдалле на больного и тихо приказала Болдуину удалиться на покой. Тот настолько устал, что даже не сообразил, что и кто ему сказал, а шатаясь, поплёлся в соседнюю келью, где и задремал на жёстком топчане. Такие койки, неудобные, но простые в изготовлении, предназначались для всех без исключения жителей Темплстоу, за исключением особо знатных ее гостей.

Ревекка выскользнула за дверь и спустилась по лестнице на нижний этаж. Там, в одной из комнат, она нашла спящих Мика и его сестричку. Они лежали, обнявшись, на небольшой лежанке, куда Амет набросал чуть ли не все имеющиеся в прецептории одеяла, чтоб им было удобно. Сам же сарацин устроился на старой и пыльной, местами с пролысинами, медвежьей шкуре, которую он бросил на пол поверх походного одеяла. При осторожном движении двери он тут же проснулся, всем своим видом показав, что детей он стережет чутко и отдавать не собирается. Ревекка вздохнула и вышла во двор. Да, она смогла бы попытаться сбежать, пока слуги дремлют или заняты рыцарем, и только бы ее тут и видели. Но она дала слово, а оно хоть чего-нибудь, да стоило. Как там говорил Буагильбер не далее, чем третьего дня? «Наши убеждения равно нелепы, но зато мы оба можем умереть за них».

«Господи, почему я думаю об этом ужасном человеке? Зачем мне вспоминать о его ничего для меня не значащих словах? Это пустое, я должна укрепить себя и свою веру. Это все испытания, они посланы нам богом, дабы проверить нас и подготовить к будущему».

Вдобавок, на ее попечении были ещё и Мик с сестрой. Ревекка сжала руками виски, словно опасаясь, что голова просто лопнет от множества мыслей.

«Да, но что же все же делать с детьми? Она не может бросить их здесь, с одержимым здоровьем господина оруженосцем и непонятными сарацинами, которые и лингва франка-то еле знают.

Что ждёт ее завтра? А детей? Помимо воли, ее беспокойство касалось и раненного Айвенго – здоров ли он, задумывался ли о ней, хоть на миг?

Впрочем, теперь она не нужна ему, ни как врач, ни как человек – другая утешит его, омоет его раны и поцелует благородное чело. Другая, светловолосая и голубоглазая, благородная саксонка из благородной же семьи, не какая-то там нехристь, пользующая больных рыцарей в богом забытой прецептории».

«Бог отцов моих», – внезапно подумала она и ощутила, как мурашки побежали по ее спине, «а мой отец?» Несчастный Исаак, обретший свою дочь только для того, чтоб снова потерять ее. «Как он сейчас тревожится, как безнадежно качает седой головой, сидя у очага в доме брата… а верный Рейбен? Лишившийся единственного шанса для продолжения рода, он, наверное, рвет на себе волосы и посыпает голову пеплом. А может быть, помощь уже близка?»

Девушка невольно прислушалась, как будто готовая услышать топот копыт в ночной тиши. Но единственное, что она слышала, это завывание шакалов под стенами прецептории. Болдуин и сарацины, заведя пленников внутрь, подняли мост и закрыли ворота. Втроём это была сложная работа, но никому из них не хотелось проверять, будут ли ещё желающие разжиться боевым конём или оружием. Вокруг было достаточно сёл, и просто лесных чащ, каждая из которых могла служить отличным укрытием для мелких шаек разбойников, которые, словно вышеупомянутые шакалы, грабили и убивали путников всего за несколько медяков.

Судя по вою и мерзким чавкающим звукам, а также рычанию, доносившимся ото рва – шакалы нашли-таки неудавшегося грабителя и сейчас пировали, деля добычу.

Ревекка вернулась в комнату рыцаря. Там все было по-прежнему, Абдулла дремал в кресле, открывая, как и Амет прежде, глаза при малейшем звуке. Видимо, чуткий сон был отличительной чертой слуг Буагильбера. Хотя вон Болдуин как храпит… Девушка улыбнулась почти помимо своей воли.

Сам храмовник спал, хотя и беспокойно, то и дело ворочаясь и тихонько постанывая. Дыхание его все ещё было хриплым и трудным.

Еврейка сменила нагревшийся компресс на его голове, почти машинально касаясь его лба, чтоб проверить жар. Укрыв храмовника, и убедившись в том, что ее подопечному не грозит пока опасность, Ревекка тихо объяснила Абдалле, что он должен будить ее при любом изменении состояния храмовника, и вышла.

Конфисковав часть одеял у Амета (тот поворчал, но все-таки признал, что госпоже сейчас они нужнее) она устроила себе постель у дальней от кровати больного стены. Свернувшись клубочком, она крепко уснула и последнее, что она услышала перед сном, было громкое мурлыканье перешедшего к ней кота.

====== Глава пятая ======

Ты спишь и видишь меня во сне,