В понедельник дела не делаются

После короткого вступительного слова, во время которого проектор вывел на экран фотографию «пахана» группы Михаила Танича, а в динамики прошло его короткое обращение, концерт продолжился.

Группа работала на совесть. По крайней мере, неискушённый в делах шоу-бизнеса Саша Кораблёв не заметил даже намёка на халтуру. Рьяно бил в ладоши, даже раз свистнул в два пальца после забойной «Заповеди».

Девять заповедей я, ай да я!
Соблюдаю без вранья, без вранья.
А десятая не прихоть, а десятая не прихоть!
А десятая не прихоть, а профессия моя!

Часть песен была из последнего альбома «Личное свидание». Новые песни воспринимались залом прохладно, многим хотелось знакомых шлягеров.

– Белого лебедя! – хрипло выкрикнули из того сектора, где Клыч сидел.

Голос был, понятное дело, не авторитета, тому орать в падлу, кто-то из пристяжи гаркнул. Рог?

Перед началом концерта в фойе Саше показалось, что он видел фигуру вице-президента «Наяды», даже вроде с букетом цветов. Богатырским плечом тот подпирал колонну.

Кораблёв был доволен, ему нравилось. А вот Оля, судя по её рассеянному виду, испытывала противоположные чувства. Она была воспитана на классической музыке, с уважением относилась к джазу. Надобности в шансоне не имела. В антракте Саша, поцеловав девушку в розовое ушко, стал пробираться к выходу. – Пойду подымлю! Державший его взглядом Птицын направился в том же направлении. В проходе они поздоровались за руку. – Как концерт, Вадим Львович? – Норма-ально… Пока вживую работают… Львович понимал, что говорит. До милиции, в парнях лабал в вокзальном ресторане на соло-гитаре. Носил волосы до плеч. Саша видел его фотки того времени. Сейчас поверить в это практически невозможно. Особенно человеку, лишенному эмпирического воображения. – Видал? – замнач КМ глазами показал назад, где остался подле жены топ-модели Клыч. – А то! – Ладно, ещё не соседние места достались. Представляешь, сидим такие под ручку? Кентуемся. Из ДК зрителей свободно выпускали на улицу, уже не опасаясь, что в зал проникнут безбилетники: каждый защитит свое законное место. Кораблёв откинул крышку никелированной «Зиппо», поднёс трепетный язычок пламени к сигарете Птицына. Со всхлипом прикурил сам. – Чего, Рога насовсем выпустили? Вадим Львович сосредоточенно затягивался, выпускал дым через ноздри. Пожал плечами. – Это у шефа вашего надо спросить. Саша взъярился, в углу рта у него слюна вскипела. – Блин, беспредел какой-то! Неуж ничего нельзя сделать? Заместитель начальника криминальной нагнулся вперёд на одной ноге, бросил навесом окурок в урну, не попал. Выставил ладонь из-под козырька под дождик. – Думать надо. Ты на колёсах? – Угу. – Подбросишь нас после концерта?

– Какие проблемы… Птицын выглядел пришибленным, от него тянуло острым водочным запахом. Разговор не клеился. С неохотой подполковник сообщил, что со следующей недели выгоняет Маштакова в отпуск. – У ваших на него зуб! А работать кто будет? Чубайс? Во втором отделении после долгожданного «Белого лебедя», который на пруду качает падшую звезду, на сцену выперся Рог. С представительской миссией – вручать богатый букет жёлтых цветов солисту Куприку. Охрана в чёрном прикиде, дежурившая у лесенки, пропустила его. Солист принял цветы, пожал Рогу руку, по-свойски бросил: – Спасибо, брат! Саша мог поспорить, что в каждом городе, на каждом концерте на сцену выходил свой братан. Для артиста это было обязательным номером в программе. «Наверное, трудно отбиваться от бандюков, которые в друзья набиваются, – подумал Саша, глядя, как довольно ухмылявшийся Рожнов сбегал по лестнице. – Бандюки, они ведь на полном серьёзе думают, что в “Лесоповале” такие же, как они, только лабать и петь умеют. А ведь это артисты и ни один из них не сидел». Кораблёв вспомнил интервью с Таничем. Недавно прочитал в гостях в иллюстрированном новомодном журнале «Караван историй». Мэтр рассказывал про первого солиста группы, Сергея Коржукова, который при странных обстоятельствах погиб, выпав из окна. Вживаясь в образ блатного, Коржуков расширял свой кругозор, общаясь с ранее судимыми. Однажды он звонит домой Таничу, возбуждённо-радостный такой, подшофе. – Михаил Исаич, – говорит, – представляете, я вора в законе встретил! Самого настоящего! Причём старой закваски, за плечами двадцать лет лагерей! Такой матёрый человечище! – И что вы сейчас делаете? – спрашивает Танич. – Сидим у меня, водку пьём! – Серёжа, будь осторожен, не доверяйся этому человеку. – Да всё ништяк будет, Михал Исаич!

Утром солист «Лесоповала» обнаружил, что вчерашний друг обворовал его квартиру.

Сколько волка ни корми…

На сцену с цветами выбегали ещё толстые нарядные тётки из районной администрации, Кораблёв их знал в лицо. Во время весёлой песни про «Куму» (жену «кума», начальника лагерной оперчасти) тётки закружили Куприка под руки, одна смачно чмокнула его в щёку, оставив ярко-алый, как свежая кровь, отпечаток губ.