В понедельник дела не делаются

«Всё от почти неограниченной власти над живыми людьми!»

По приезде в Острог зимой девяносто шестого Виктора Петровича обескуражило обращение дежурного по ИВС к арестованным:

– Строиться вдоль стены, пленные!

По образности определение было удачным, но новоиспеченному заместителю прокурора по нраву оно не пришлось. В его понимании жуликов брали в плен иногда действительно как на войне, с риском для жизни и здоровья, совсем другие милиционеры. Оперативники уголовного розыска, «пэпээсники», вневедомственная охрана. Но никак не ОКС[140].

При одном аресте, когда Коваленко, исполняя обязанности находившегося в отпуске прокурора, допрашивал обвиняемого, заскучавший сержант-конвоир встал в вольной живописной позе. Закинув руку за голову, локтем он уперся в стену. Далеко вперед выставил ногу в шнурованном высоком ботинке. Короткоствольный автомат небрежно висел у него под мышкой.

Виктор Петрович, внутренне кипя, отвлекся от допроса.

– То-ва-рищ сер-жант, – разделяя слоги, спросил он с показной вежливостью, – а что, в кабинете у начальника УВД вы так же стоите, как у прокурора?

Все присутствующие разом обернулись на конвоира. Морда у того мгновенно стала красная, как у Миши Евдокимова, когда он возвращался из бани. Сержант вытянулся, щёлкнув каблуками. Весь следующий месяц он стоял при арестах исключительно по стойке «смирно». Потом, забывая преподанный ему урок хорошего тона, перешел на положение «вольно».

В кабинет для следственных действий заглянул замнач ИВС по режимной и оперативной работе Капустин, двухметровый вислоусый детина в крутом серо-голубом камуфляже. В кабине-тике сразу не осталось ни одного кубического дециметра свободного места. – Разрешите, товарищ майор? – обратился он к заместителю прокурора по-уставному, перелицовывая классный чин на понятное офицерское звание. – Разрешаю, товарищ майор. Виктор Петрович ответил на рукопожатие. Рука Капустина была огромной и жесткой, как наждак. Когда он поддерживал спортивную форму, то брал на рывок сто десять кило. Коваленко относился к нему с симпатией, прощая природную наглость и периодически приключавшиеся залёты. Бесспорной заслугой Капустина в этом году было раскрытие негласными внутрикамерными методами двух глухих убийств – Рачилэ и Черепкова. Оба этих факта Виктор Петрович обобщил в представлении о поощрении на имя генерала, начальника областного УВД. Прокуратура крайне редко ставит вопрос о поощрении ментов, но всегда – о наказании. Капустину дали премию в размере месячного оклада. Благодарный майор до сих пор зазывал Коваленко обмыть знаменательное событие. Виктор Петрович неизменно отказывался. Он знал, что замнач ИВС корешится с Кораблёвым. Они ходили по четвергам в баню к батьке капустинскому, выпивали после парной. Приятельские отношения с прокуратурой майор использовал в допустимых пределах. Капустин присел на край соседнего стола, затрещавшего под центнером его веса, закурил «Балканку». Фадеев глянул на майора боязливо. – Сергей Евгеньевич, – строго сказал Коваленко Капустину, – чтобы это… кхм… никому из МРО Фадеева не выдавали. Тем более наверх. С ним работать будет только наш следователь. Капустин подыграл с ходу: – Как скажете, Виктор Петрович! И, проявляя заботу, почти отечески поинтересовался у Фадеева: – Не обижают в камере?

– Обижают, когда есть за что, – ответил философски тот и вернулся к изучению протокола.

– Товарищ майор, – заметил зампрокурора с укоризной, – вот два часа сижу здесь, и такое у меня впечатление сложилось, что официальным языком у сегодняшней смены изолятора является матерный.

Капустин ухмыльнулся под косматыми усами, полагая, что Коваленко прикалывается:

– С кем приходится работать, Виктор Петрович.

– Это не оправдание, товарищ майор, – заместитель прокурора, не мигая, смотрел на Капустина в упор, тональность он сменил на казённую. – Сквернословят, как в притоне. Если не хотите, чтобы я поднимал этот вопрос у руководства, проведите воспитательную работу.

Капустин, грохоча сапожищами, вылетел из кабинета. В коридоре и подсобных помещениях мгновенно все стихло. Слышен был только оглушительный мат майора.

Подписав протокол, Фадеев сообщил с заговорщическим видом:

– А я знаю, кто меня сдал.

Коваленко как сотруднику надзорного органа эти его знания были по барабану.

Но кляня свою природную любознательность, он спросил таки:

– Ну и кто же?

Рассказ Фадеева занял около десяти минут. Под него он мотивированно выцыганил у прокурорского ещё одну «добрую» сигаретку. Витале явно не хотелось возвращаться в душную камеру, где сидят пять рыл, где лимит кислорода и дефицит общения с умным человеком.

Рассеянно слушая, Виктор Петрович пытался всё же вникнуть в суть. Если Фадеев действительно понял, кто сдал его, значит, возникла реальная опасность для агента. Надо не забыть Птицына предупредить, пусть думает, как выкруживать.

Ещё ладно Фадеев – преступник-одиночка, сводить счеты за него никто не станет. А за десять лет, которые ему светят, много воды утечет.