В понедельник дела не делаются

Адвокат оказался на рабочем месте. Выслушав Максимова, он попросил дать ему возможность переговорить с Проскуриным. Следователь услужливо протянул было трубку задержанному, но наткнувшись взглядом на протестующий жест начальника РУБОПа, возобновил диалог с Сизовым. Тому дело показалось перспективным, из тех, что укрепляют репутацию и ощутимо пополняют кошелёк.

– Через полчаса прибуду, Василий Сергеевич. Какой, напомните, у вас кабинетик? Понял. Надеюсь, до моего приезда следственные действия с моим клиентом производиться не будут?

Ещё вопросик разрешите? Формальный, для заполнения ордера… По какой части двести девяностой[61] возбуждено дело? По четвёртой… А чего сразу по четвёртой?! Хорошо, давайте не по телефону…

Голос адвоката журчал в мембране, как масляный ручей.

Следователь пересчитал деньги, их оказалось ровно десять тысяч рублей. Капитан Французов посветил на банкноты ультрафиолетовой лампой, на каждой обнаружилась надпись люминесцентным маркером: «ВЗЯТКА ПРОСКУРИНУ». Максимов принялся переписывать в протокол серии и номера купюр.

– …ИЕ 8465054, ЕЛ 0807753, НН 756456…

В процессе обыска понятые проникались пролетарской ненавистью к взяточнику-менту. Для них, несколько месяцев сидевших на оборонном заводе без зарплаты, десять «штук» представлялись огромной суммой.

Начальник РУБОПа покинул кабинет, наказав старшему оперу Комарову:

– Смотри в оба!

Оправившись от первого шока, Проскурин надел маску показной покорности. Угодливо опорожнил карманы. Ничего, представляющего оперативный интерес, не обнаружилось.

…Удостоверение сотрудника МВД… В нём – живые помощи, мать настояла, чтобы носил с собой постоянно («Оберег от злых людей, сынок!») Несколько затёртых листочков с адресами и телефонами…

Французов вытряхнул из служебной ксивы «оборотня» раскладушечку молитвы. Не спрашивая разрешения следователя прокуратуры, пихнул документ в свой карман.

«Всё, аусвайс ко мне не вернётся. Ни при каком раскладе.

Я, наверное, уже уволен. Вчерашним числом! Вот суки!» – под сердцем у Проскурина защемило.

В его личных вещах бесцеремонно рылся посторонний. Костистым длинным носом, крепко приделанным к сухой голове, дёргаными жестами Французов напоминал дятла из мультика. Вот учёный дятел распахнул бумажник, проворно вылущил все отделения. Аккуратным веером разложил на столе кремовые прямоугольнички железнодорожных билетов. Два взрослых, два детских. На завтра, на шестьсот двенадцатый поезд дальнего следования.

«Гикнулся отпуск! Ни к каким родителям никто уже не едет!

Как объяснить старикам? Ждут ведь, ждут… Отец после инсульта плохой. Три года не мог к ним вырваться, вваливал на государство как проклятый… Раз только стоило споткнуться, один раз, и крандец! Закрывают без зазрения совести… Ну Боровков! Ну-у козлина!»

– Василий Сергеевич. – Проскурин решил, что потом будет не до этого. – Можно билеты передать жене? Сегодня? Она их ещё успеет сдать. А то деньги пропадут.

Максимов вопросительно глянул на оперативника службы собственной безопасности. Сам не мог принять простого решения, комплексовал.

Французов растянул губы в гуттаперчевой ухмылочке:

– Посмотрим, Игорёк, на твоё поведение.

В кабинет вошёл заместитель прокурора Коваленко. При его появлении все присутствующие, кроме понятых и следователя, который дописывал протокол, встали.

Проскурин тоже поднялся со стула, длиннополым плащом зашелестел.

– Здравия желаю, Виктор Петрович!

– Здравствуйте, – голос Коваленко отдавал льдом.

Давыдов, вошедший следом за прокурором (по ходу дела, он его и привёл), подпёр плечом дверную коробку.

Зампрокурора не смотрел в глаза Проскурину, испытывая свойственную многим неловкость за человека, с которым ты раньше длительное время конструктивно общался по работе, и который совершил непотребный поступок.

Проскурин истолковал ускользающий взор Коваленко по-своему.

«Стыдно ему, понимает, что это провокация чистейшей воды. Он – опытный юрист, всё-о-о понимает…»

– Советую вам, Проскурин, занять разумную позицию. Вас взяли с поличным, упираться бесполезно. Сейчас вы будете задержаны. В установленный законом срок я санкционирую ваш арест. Дело возбуждено по четвёртой части двести девяностой статьи. Взятка, сопряженная с вымогательством…

В этом месте задержанный осклабился, намереваясь что-то сказать, но заместитель прокурора перебить себя не позволил.

– Не надо улыбаться, Проскурин, не надо… четвёртая часть, особо тяжкое преступление, областная подсудность. Никакой суд вас не освободит, жалуйтесь на здоровье! По имеющейся информации данный эпизод у вас не единственный. Не первый!

Коваленко вперил взгляд в Проскурина. Бесцветные, обрамлённые рыжими ресничками глаза прокурорского казались пустыми.

«Души в них точно не ночевало! – бывший следователь отвернулся, торопливо зажал меж коленей трясущиеся руки. – На понт берёт! Ничегошеньки у них больше нету!»