В понедельник дела не делаются

Проскурин скурвился давно. Сперва он брал на лапу только, когда ему предлагали. Войдя во вкус, стал намекать, подталкивать фигурантов к действию. Разобраться в механизме ДТП, особенно с несколькими участниками, стороннему человеку, в чьи руки дело попадало на ограниченное время, было практически невозможно. У непосредственного начальства голова другим занята. Показатели, проценты, раскрываемость! Прокурор тоже постоянно в запарке, да и не семь у него во лбу пядей. Главное уметь разбираться в людях, обходить стороной жалобщиков и идейных правдоискателей. Бортами расходиться с гражданами со связями в органах власти. Остерегаться господ с деньгами, которые могут нанять квалифицированных заезжих адвокатов.

В «дорожных» делах упор делался на автотехническую экспертизу. Граждане с благоговением воспринимали экспертов как полубогов. Хотя те – всего лишь люди, решающие довольно несложные алгебраические задачи. Исходные данные для формул предоставляет следователь. Их он получает из трёх источников: первоначальный осмотр места происшествия, показания участников ДТП и свидетелей, ну и следственный эксперимент.

Чуть откорректирует грамотный следователь циферки, и вывод автотехники получается желаемый.

…В данных условиях водитель автомобиля не имел технической возможности избежать наезда на пешехода…

Проскурин придерживался принципа – не кидать людей. Если видел, что не сможет выкружить, не брался.

«А тут… паца-анчик… трясся, как лист осиновый… «Игорь Николаич, помогите! Отблагодарю!» Тьфу, гадство какое! Что, что они могут знать? Слушали мой телефон? Сколько слушали? Две недели? Месяц? Сколько они могут вести разработку? Нет, они меня на хапок взяли, ничего больше нет у них… Блефует прокурор. Со мной такое не пройдёт…»

Следователь положил перед задержанным протокол обыска.

«Какой почерк разборчивый, не чета моим каракулям…»

Проскурин начал читать, но ровные строчки сливались, казались сплошной, растянутой к краям листа пружиной. Тугой, как на двери кабинета зампрокурора Коваленко. Пружина угрожающе подрагивала, готовая в любой момент резко сжаться, со всей дури вдарить по голове, прибить…

– Без адвоката ничего подписывать не буду, – сказал Проскурин тихо, но с твёрдостью.

Максимов принялся разъяснять, что адвокат ещё не вступил в дело, что если Игорь Николаевич отказывается подписывать процессуальный документ, то в протоколе будет сделана соответствующая запись, её удостоверят понятые…

– Я не отказываюсь, я просто хочу дождаться адвоката, – злить следователя, с которым предстояло работать как минимум два месяца, смысла не было.

Минут десять прошло в бесплодной дискуссии, градус которой поднимал Французов.

– Смотри, как бы тебе камеру в ИВС не перепутали! – сказал он ненавидяще. – Мимо «бээс»[62] как бы не провели!

– Василий Сергеевич, что он себе позволяет? – Проскурин метнулся за помощью к следователю.

Тот напрягся, покраснел сильно и… промолчал.

Наконец явился долгожданный адвокат. Он предупредительно постучал в дверь.

– Извините за опоздание, господа, – оставшись у входа, Сизов ориентировался в обстановке. – Сколько вас здесь много!

Ду-ушно у вас…

Руки он никому протягивать не стал, понимая, что некоторые присутствующие могут не ответить на приветствие. Безошибочно определив следователя, прошёл к столу, протянул удостоверение и ордер.

Полированной лысиной и рыжими вислыми усами адвокат смахивал на артиста Розенбаума, только поменьше калибром.

Сорок восьмой размер, третий рост. Все внешние атрибуты преуспевающего человека были при нём. Золотая печатка, золотые часы, в лацкане стильного твидового пиджака – крохотный круглый значок, тоже золотой, барсетка натуральной кожи, новые белые зубы.

– Вы позволите нам с Игорем Николаевичем переговорить перед допросом? Согласовать позицию, – Сизов был сама учтивость.

– Здесь нет условий, чтобы оставить вас одних, – хмуро сказал Французов.

– Ну я не знаю, господа, отведите нас в ИВС, там есть условия! – адвокат широко развёл руками, демонстрируя недоумение.

Он явно тяготел к красноречивому жесту.

– До задержания нельзя заводить в ИВС, – сказал Максимов.

Сей постулат старшие товарищи успели ему растолковать.

Адвокат просиял загорелым морщинистым лицом.

– Абсолютно верно. Значить, надо как-то организовать здесь.

В итоге, посовещавшись, решили оставить Проскурина и Сизова в кабинете с открытой дверью, а в проём которой за ними будет бдеть Паша Комаров. Закон запрещал прослушивать разговоры защитника с клиентом, однако наблюдать за их встречей позволял.

Покидая помещение, следователь очистил стол, проверил, закрыт ли сейф.

Сизов подвинул стул вплотную к Проскурину, уселся на него верхом. Они говорили шёпотом, как заговорщики.

В коридоре Французов, вытряхивая из пачки сигарету, выговаривал начальнику РУБОПа:

– Надо было предусмотреть, что он останется один на один с адвокатишкой. «Закладку»[63] надо было в кабинете ставить!

Некурящий Давыдов рукой разгонял слоистые клубы дыма.

Сизов повернулся к стоявшему на часах Комарову.

– Мы готовы.