В Портофино, и там…

Поразительная история: оказалось, что примерно в то время, когда я впервые смотрел «Освобождение» Юрия Озерова, в частности эпизод про спасение итальянского диктатора, все равно потерявшего власть безвозвратно, как шевелюру, хоть и позднее, Отто Скорцени – автор и исполнитель отчаянной миссии – безбедно доживал свой век в испанском Мадриде, находясь под личной опекой генерала Франко, и даже сподобился основать в Испании свеженькую неофашистскую группу. Мне же в то время казалось, что война – невероятное прошлое, куда ближе к революции и Ильичу, чем ко мне. По календарю, кстати сказать, примерно так и выходило – пара лет разницы, а по ощущениям – несколько десятилетий. Каждый день я проживал среди ветеранов той самой войны, а в кино почему-то смотрел в перепачканные окопной грязью, закопченые лица озеровских солдат и ни разу не разглядел в них ни соседей, ни учителей, ни папу с мамой… Деда слегко себе мог представить, наверное, потому, что дед не вернулся… Вероятно то, что я видел в кино, по моим мальчишеским представлениям, нельзя было пережить и все, кто уцелел, дожны были быть на какой-то другой войне.

«…Вот, откуда у Отто шрам. Завзятый дуэлянт… Пятнадцать студеческих дуэлей на шпагах! Серьезный парень. Был. Поединок, удар шпагой по левой щеке…» Я крепко зажмурился, вспоминая кошачью морду: тоже слева. Мне не стоило закрывать глаза, кто-то недобрый в тот же миг изобразил на веках – с внутренней стороны – рыжую ассиметричную морду… Снизу ее подпирал белоснежный воротничок, зажатый лацканами черного мундира, Рыцарский крест прямо по центру… Мои глаза распахнулись шире обычного и видение исчезло, но моргать стало страшно. Я опустил экран компьютера, поднялся, сделал несколько не самых уверенных шагов… Незамеченным, хотелось надеяться, выглянул в щель между двумя задергнутми портьерами, прямо по центру: по причалу прогуливались какие-то люди, вполне обычные. Кота не было, девушки тоже.

«Признайся себе, что и не было их никогда», – протянул сам себе руку помощи.

«Никогда».

Поди разберись, что я имел ввиду этим своим «никогда».

Наверное, я ухмыльнулся, не помню, но должен был: когда я доволен собой, то всегда ухмыляюсь.

Я рывком развинул тяжелую ткань и вышел в кокпит, кивнув приветливо помахавшему мне соседу с «англичанина», чье название начинается со слова «Старый» или «Старая». С таким же успехом – «Старые»…

«Друзья, кости, песни, раны, привычки, уроды, консервы, бабы, газеты… Хорошее название для лодки – «Старина». Что-нибудь этакое, винтажное: темно-синий корпус, много лакированного дерева, штурвал солнышком компас бронзовый, непременно спиртовой… Размечтался, старая жопа, хрыч, болван…»

Я немного постоял, глядя бесцельно по сторонам, сделал вид, что проверяю, хорошо ли натянуты швартовы, провёл ладонью в том месте борта, где по моим представлениям могла остаться отметина от телефонного аппарата. Примерно там ее и нашел. Вот только откуда она взялась и когда появилась? Сто лет не осматривал лодку снаружи.

«А надо бы».

Мне стало смешно – я вспомнил кота в немецком мундире. Я давно замечал, что на свежем воздухе многие ужасы теряют свой зловещий окрас. Обращали внимание, как часто люди, получив от жизни очередной пинок в особо чувствительное место, говорят: «Мне надо на воздух»? Наверное, еще и поэтому нас с детства приучают спасть с открытой форточкой, даже зимой. Не только в закаливании дело.

Вслед за этим я неожиданно подумал, что рыжему хвостатому Отто мундир Русского фельдмаршала подошел бы ничуть не хуже эсесовского. А если еще и поязкой пораненый глаз прикрыть… Вспомнилась «Гусарская баллада» и мурлыкающий душка Ильинский… Игорь Владимирович в роли Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Клянусь, даже лучше бы русский мундир коту подошел, тем более, что, видать, сытно ему живется на портофинских хлебах, упитанный.

Давным давно, в годы начала моей авдокатской практики, еще на родине, один из начальников установил в офисе код сигнализации «1812» и устроил конкурс на лучший словесный пароль, который следовало было передать в охранное агентство. После вполне предсказуемых «Бородино», «Наполеон», «Кутузов», эпатажных – «Наташа Ростова», «Батарея Раевского» и «Шевардинский редут» он сам неожиданно для всех выдал версию – «Голенищев». До этого, признаться, все считали его скучным тупицей. Жаль, что наш недолгий совместный труд, несмотря ни на что, подтвердил правоту первого впечатления. Пароль оказался случайным проблеском мысли, а скорее всего – домашней заготовкой его умной жены Евгении, умненькой женушки Женечки… Умненькой и хорошенькой.

«Интересно, а что сказали бы кадровики, доведись мне устраиваться на работу следующим в очереди после Ганса – Йохана? Про немца забыли бы напрочь. Тогда, спрашивается, какого черта мне помнить о нем, о его рыжем коте, его одиозном тезке?»