В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

Воскресные и праздничные процессии в часовню и из нее считались важными церемониальными событиями. Королева все реже появлялась на публике, и потому каждый ее выход становился более значительным. Когда ближе к полудню королева вышла, Хентцнер описал, как ее охрана образовала проход посреди толпы, где она могла бы пройти. Процессия по внутренним покоям следовала строгому порядку: «Сначала шли джентльмены, бароны, графы, рыцари ордена Подвязки… с непокрытыми головами». Непосредственно перед королевой следовали лорд-камергер или лорд – хранитель Большой печати, по бокам которых шли два графа: один держал скипетр, другой – меч. Елизавета медленно проходила по приемному залу; за ней следовали дамы, в основном одетые в белое; с двух сторон их охраняли пятьдесят джентльменов-пенсионеров, вооруженных позолоченными алебардами.

Хентцнер описывает и саму королеву, которой сравнялось шестьдесят четыре года; ее внешность поразила его. Она показалась ему «очень величественной» и «статной». Лицо у нее «белое, но морщинистое, глаза маленькие, однако черные и красивые, нос слегка изогнут; губы узкие, а зубы черные». В ушах у нее были жемчужины «очень крупной формы»; на голове рыжий парик и небольшая корона; на шее ожерелье «из красивейших драгоценных камней». Елизавета снова облачилась в платье с низким вырезом, обнажающее грудь. Такие же вырезы, объясняет Хентцнер, «были у всех английских дам до замужества». На королеве в тот день было белое шелковое платье, отделанное крупными жемчужинами «размером с боб», и мантия из черного шелка, расшитая серебряными нитями. Длинный шлейф королевского платья несла маркиза. Проходя мимо «во всем своем величии, она весьма любезно беседовала то с одним, то с другим, либо с иностранным министром, либо с тем, кто прибыл по иным причинам, по-английски, по-французски и по-итальянски… всякий раз, когда она оборачивалась, проходя, все падали на колени».[1213]

Но под внешними пышностью и почтением при дворе ощущалась усталость. После недавней кончины Уильяма Сесила и смертей Роберта Дадли, Уолсингема и Хаттона (в 1591 г.) казалось, что эпоха подходит к концу. Джон Харингтон позже вспоминал, как в начале 1598 г. в университетах Оксфорда и Кембриджа «обсуждался вопрос, который знаменовал собой определенную усталость того времени, mundus senescit, старение мира». И добавлял: «Не знаю, с какими намерениями ставился этот вопрос, но знаю, как тяжело его воспринимали». Елизавета ощущала царившее при дворе настроение, она тоже прекрасно сознавала быстротечность времени и собственную смертность.

Глава 55 Lese Majeste (Оскорбление Величества)

В 1599 г., во время празднования Двенадцатой ночи в Уайтхолле, все взгляды были прикованы к королеве. Елизавета, «одетая очень пышно и выглядевшая свежо», встала из кресла, взяла за руку графа Эссекса и танцевала с ним. Казалось, Роберт Деверо снова в фаворе у королевы, однако Елизавета вовсе не собиралась оставлять его рядом с собой. Она дала ему еще одну возможность продемонстрировать его полководческий талант.

В августе английские войска были разгромлены у Йеллоу-Форда в графстве Арма; Елизавете грозило полное поражение в ирландских провинциях. Она назначила Эссекса командующим английской армией. Он должен был подавить мятеж, возглавляемый Хью О’Нейлом, графом Тироном. Эссекс знал, что ему предоставили последний шанс отличиться и вернуть себе расположение королевы. 27 марта 1599 г. Елизавета нежно попрощалась с ним, и он во главе армии вышел из Лондона. Улицы наводняли люди, желавшие ему победы; Эссексу кричали: «Боже, храни вашу честь» и «Боже, храни вашу светлость».[1214]

Через месяц, прибыв в Дублин, Эссекс понял, что положение весьма серьезно. Хотя он прибыл во главе большой армии, на стороне ирландцев было значительное численное превосходство. Кроме того, в любой день ожидали вторжения испанцев, которые должны были поддержать двадцатитысячную армию вооруженных ирландцев под командованием Тирона. Эссекс все больше подозревал, что Роберт Сесил в Лондоне интригует против него и поощряет Елизавету отказывать ему, когда он в очередной раз просит денег, солдат и лошадей. «Теперь мне ясно, – писал он Елизавете, – что из Англии я не получаю ничего, кроме неловкости и душевных ран».[1215] Он считал, что его положение при дворе в его отсутствие подрывается: распускали слухи, что он стремится стать королем Ирландии, даже заполучить английскую корону, и плетет заговор, собираясь вернуться в Лондон во главе ирландской армии и свергнуть королеву. Узнав о таких обвинениях, Эссекс решил вернуться в Лондон и оправдаться. В сентябре, не выполнив приказа вступить в бой с главными силами повстанческой армии, он договорился с Тироном о перемирии, вопреки тому, что велела Елизавета, и отплыл в Англию.

* * *