В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

Через несколько недель обе палаты приняли решение принять меры против королевы Шотландии, «ради спокойствия и сохранения ее королевского величества». В проекте постановления Марию объявляли изменницей и потому лишали ее «претензий» на престол.[619] Как и следовало ожидать, Елизавета не пожелала сразу ставить свою подпись. Она благодарила парламент за «заботу» о ее безопасности и сохранении, но вычеркнула слова «косвенно или голословно» из параграфа, в котором Марию Стюарт обвиняли в притязаниях «на корону по законам данной страны и любому другому праву».[620] В письме, которое позже отправил Сесил, явственно проступают его усталость и отчаяние: «Я не могу писать терпеливо: все, чего мы с таким трудом достигли… Я имею в виду закон, по которому королева Шотландии признается неспособной и недостойной считаться наследницей престола… Ее величество не одобрила наш проект и не согласилась с ним, но отложила его подписание до Дня Всех Святых; нетрудно догадаться, что подумают о таком исходе все остальные мудрые и добрые люди».[621]

Елизавета согласилась лишь перевести Марию в другое место с более суровыми условиями; однако жизнь одной родственницы покупалась ценой жизни другого. Елизавета наконец согласилась подписать смертный приговор герцогу Норфолку. 2 июня, в понедельник, в начале восьмого утра, Томасу Говарду отрубили голову на Тауэрском холме.[622]

* * *

Отношение Елизаветы к вопросу престолонаследия встречало все больше досады и недоверия. «Боже мой! – говорила Екатерина Медичи Томасу Смиту. – Неужели ваша государыня, королева Елизавета, не понимает, что ее жизни всегда будет угрожать опасность до тех пор, пока она не выйдет замуж? Если она выберет себе достойного мужа из хорошей семьи, кто посмеет злоумышлять против нее?» – «Мадам, – ответил Смит, – по-моему, выйдя замуж, она выбьет почву из-под ног всех, кто злоумышляет против нее. Одно дерево срубить нетрудно. Когда деревьев несколько, дело занимает больше времени. Если у нее родится ребенок, все эти дерзкие и смутьянские претензии королевы Шотландии или других, которые домогаются ее смерти, быстро замолчат». – «По-моему, ваша королева вполне может родить пятерых или шестерых детей», – заметила Екатерина. «Молю Бога хотя бы об одном!» – ответил Смит.[623]

Тем не менее Екатерина Медичи, которая боялась растущего испанского присутствия в Нидерландах и Гизов в самой Франции, по-прежнему стремилась к союзу с Англией. После того как Анри, герцог Анжуйский, отказался жениться на Елизавете, она тут же предложила английской королеве в мужья своего младшего сына Франсуа, герцога Алансонского, считая, что он «без всяких угрызений совести» согласится слушать мессу в своих покоях.[624]

Новый жених снова оказался значительно моложе невесты. Тридцативосьмилетнюю Елизавету вовсе не прельщала перспектива выйти замуж за шестнадцатилетнего французского принца. Она говорила о «нелепости» такого брака, учитывая разницу, и дала понять, что ей не понравилось описание внешности Алансона: низкорослый, с необычайно большим носом и уродливыми отметинами от оспы на лице.[625] Вначале Елизавета и слышать не хотела об Алансоне, так как помнила «противоречивость» его старшего брата. Зато Сесил считал, что брак совершенно необходим и от него зависит выживание Англии. Заговор Ридольфи живо напомнил об угрозе, которую представляли Испания и папство. Положение в Нидерландах ухудшалось; у Елизаветы и Сесила имелись все основания бояться, что французы воспользуются удобным случаем и вторгнутся в Нидерланды на правах союзников Вильгельма Оранского, лидера протестантского движения.

«Как вы понимаете, угроза для нашей страны неминуема, – писал Сесил Уолсингему. – На протяжении всей жизни и правления ее величества вопрос о престолонаследии, до сих пор не решенный и явно пагубный для нашей веры, требует от меня настоятельного поиска супруга для ее величества».[626] Союз с католической Францией казался достойной платой за сохранение протестантской Англии.

* * *