В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

В конце августа Елизавета покинула Вудсток. Двор путешествовал по Бедфордширу и Бакингемширу, вопреки предупреждениям членов Тайного совета и священнослужителей. Эдвин Сандис, епископ Лондонский, 5 сентября писал Сесилу из своего дома в Фулеме, как «в наши злые времена тревожатся все добрые люди, у которых сердца болят от страха, буде варварская измена не прекратится во Франции, но перекинется и на нас». Он заклинал Сесила «поторопить ее величество домой, ибо ее благополучное возвращение в Лондон утешит многих подавленных страхом». К письму епископ приложил бумагу с предлагаемыми мерами безопасности для королевы. В качестве первостепенной задачи он предлагал «немедленно обезглавить шотландскую королеву».[637]

Взгляды Сандиса разделяли многие. Сесил призывал Елизавету последовать совету епископа, уверяя, «что это единственное средство, способное помешать ее собственному свержению и убийству».[638] Как писал из Парижа Уолсингем, ставший свидетелем Варфоломеевской ночи, «можем ли мы подумать, что пожар, вспыхнувший здесь, во Франции, никуда более не распространится?.. Не стоит обманываться… можно с уверенностью утверждать, что два ведущих европейских монарха вместе с остальными папистами намерены вскоре исполнить… решения Тридентского совета».[639] Все боялись, что следующей целью католиков станет Англия.

Роберт Бил, секретарь Тайного совета и шурин Уолсингема, составил документ, озаглавленный «Доклад о великом убийстве в Париже и других местах во Франции». В нем Бил написал об «отвратительном заговоре» католических властей Европы и о стремлении врагов Елизаветы лишить ее жизни.[640] Власть в Париже захватила семья Гиз, родня Марии Стюарт; Испания угрожает всей своей мощью обрушиться на Нидерланды. Настало время, писал Бил, «и не только время», «чтобы ее величество, по здравом размышлении, приняла верный курс [как] для своей безопасности, так и для благополучия страны… Король Франции превратился… в воплощение зла. Принц Конде и адмирал убиты. В Нидерланды назначили испанского наместника. Подобные шаги подрывают силы принца Оранского; скорее всего, он уже никогда больше не сможет поднять голову. Нас лишили друзей за границей, внутри страны раскол и замешательство; невозможно не думать о том, что в столь напряженной обстановке нам не грозит иноземное вторжение (направленное против нас) и мы долго против него продержимся… Главнейшая мера, – продолжал он, – заключается в том, чтобы навести порядок внутри страны, прежде всего разобраться со сторонниками королевы Шотландии и папистами». Бил подчеркивал, что выход у них только один: «смерть Иезавели». Он писал о том, как «…здравомыслящие люди по всей Европе не могут не изумляться тому, как мягко обходится с нею ее величество. Она пригрела на своей груди ядовитую змею».[641]

И все же Елизавета отказывалась даже думать о казни Марии Стюарт.

* * *

Здоровье королевы по-прежнему внушало опасения ее приближенным. В начале августа она много охотилась, гуляла и простудилась. Вначале она чувствовала легкое недомогание. Через неделю у нее снова начались желудочные боли, на два дня приковавшие ее к постели. Как сообщал Антонио де Гуарас, «говорят, что она опасно болела одну или две ночи, но теперь поправилась».[642] В конце сентября, переехав в Виндзор, Елизавета снова заболела. Ее болезнь началась в атмосфере страха, когда все боялись иностранной интервенции и католических заговоров в Англии. 15 октября сэр Томас Смит говорил Сесилу: «Ее величеству было так плохо последнюю ночь, что милорд Лестер всю ночь просидел у ее постели. Сегодня утром – хвала Всевышнему! – она чувствует себя прекрасно. Колика прошла. Молю Господа, чтобы Он хранил ее. Мы тревожились ужасно».[643] Сесил тоже сообщал Уолсингему о «сильной тревоге», охватившей всех накануне, когда у королевы «внезапно заболел желудок, а затем ей так же внезапно стало легче после рвоты».[644]

Подозревали, что королева снова заболела оспой; в наши дни стало известно, что повторно оспой не заболевают. Поэтому остается неясным, что было с Елизаветой. В неподписанном письме от 26 октября, адресованном герцогу Альбе, подробно рассказывалось, как «королева тяжело заболела, и считают, что у нее оспа». Пока Елизавета лежала в постели и выздоравливала, ее советники снова решали вопрос о престолонаследии и обсуждали, можно ли, в случае смерти королевы, провозгласить королем одного из сыновей Кэтрин Грей.[645]