В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

К концу апреля, когда должен был собраться парламент, Елизавета передумала. Сесил передал Фенелону, что королева готова выслушать официальное брачное предложение.[627] Хотя Сесил несколько смягчил и приукрасил позицию Елизаветы, сама королева также проявляла желание умиротворить французов. Карл IX приказал де Фуа и Франсуа, герцогу Монморанси, которых послали в Англию, ратифицировать подписанный в Блуа договор, по которому страны заключали оборонительный союз против Испании, и начать переговоры о браке. В июне, после приезда французов, Елизавета снова дала понять, что считает нелепым союз с человеком моложе себя на двадцать два года. И все же переговоры продолжались. Елизавета вынуждена была признать: учитывая изоляцию Англии в Европе и давление со стороны подданных, призывающих ее обеспечить престолонаследие, замужество в ее интересах. Переговоры омрачал вопрос о религиозных взглядах герцога. Хотя Алансон в вопросах веры проявлял большую гибкость, чем его брат, он все же требовал сохранить за собой право слушать мессу. Впрочем, он согласился не демонстрировать свою веру публично. Решено было, что на время мессы все подданные королевы должны выходить из его покоев. Кроме того, Алансон согласился вместе с королевой присутствовать на службах в англиканской церкви.

Пока Тайный совет взвешивал все за и против, Уолсингему поручили исследовать «отношение Алансона к религии», а также подробнее описать его внешность и характер. Кроме того, Елизавете хотелось, чтобы французы, в виде компенсации за юный возраст Алансона и его внешние недостатки, уступили ей или ребенку, рожденному в браке с Алансоном, порт Кале.[628] В ответном сообщении Уолсингему не удалось развеять сомнения Елизаветы. Хотя, по его мнению, имелись все основания полагать, что герцога можно без труда «обратить в истинную веру» и он, возможно, перестанет ходить к мессе после брака, французский король и его мать по-прежнему настаивали на том, чтобы у герцога была возможность слушать мессу.

23 июля Елизавета заявила: из-за юного возраста Алансона и его обезображенного оспой лица «мы в самом деле не можем согласиться на его предложение».[629] Через четыре дня под давлением со стороны Сесила и французского посла она согласилась, что герцог должен «приехать сюда лично», прежде чем она примет решение.[630] Вначале французы не хотели соглашаться на личную встречу и требовали, чтобы королева заранее дала свое согласие выйти за герцога, но в письме от 21 августа Екатерина Медичи предложила, чтобы жених и невеста встретились инкогнито на борту корабля посреди Ла-Манша.[631]

* * *

Переговоры прервались в очередной раз после страшной вести из Франции. 24 августа, в День святого Варфоломея, в Париже началась резня. По приказу короля убили вождей гугенотов, приехавших в Париж на свадьбу Генриха Наваррского и Маргариты Валуа.[632] Массовые убийства в Париже продолжались три дня, а затем перекинулись на всю Францию. К октябрю было убито около 10 тысяч гугенотов. Сообщения о событиях во Франции взбудоражили всю Европу. Новый папа, Григорий XIII, отметил истребление гугенотов благодарственным молебном в соборе Святого Петра, а Филипп Испанский поздравил своих исторических врагов с решительным отрицанием протестантизма.

Королеве рассказали о произошедшем, когда она охотилась в Вудстоке, в Оксфордшире.[633] Она прервала охоту, и двор погрузился в траур. Тайный совет собрался на срочное заседание. Было решено усилить охрану Марии Стюарт. Через несколько недель жителей пограничных графств – Девона, Суссекса, Дорсета, Норфолка и Кента – призвали к оружию. Все боялись иноземной интервенции.[634] По мнению Сесила, Варфоломеевская ночь доказала, что король Франции действует в сговоре с герцогом Гизом и «фракцией папистов»; они вместе намерены искоренить «ересь» в Англии и Шотландии.[635]

Вначале Елизавета отказывалась дать аудиенцию французскому послу, но через три дня все же согласилась на беседу с ним. Она приняла Фенелона в своем кабинете в присутствии членов Тайного совета и фрейлин. Все они, как и сама королева, были в трауре. Фенелона встретило многозначительное торжественное молчание, после чего королева шагнула к послу и отвела его в сторону. Она спросила, «возможно ли, чтобы правдой оказались странные вести, которые она слышала о принце, коего она так любила, почитала и коему доверяла?». Посол ответил, что пришел «вместе с ней скорбеть о недавнем печальном событии», что король Карл вынужден был действовать из-за «угрозы своей жизни» и что «теперь ему так же больно, как если бы он отрезал себе руку, дабы сохранить весь организм».[636]