В постели с тираном 2. Опасные связи

Рухолла кажется со стороны замкнутым человеком, появляющимся перед иранцами с неизменно серьезным, а то и сердитым лицом. Одна молодая женщина как-то сетует госпоже Хомейни, что ее муж выглядит уж очень «суровым». Ответ Хадижи довольно неожиданный: «Как раз наоборот. Когда рядом с ним находится Халхали, мой муж смеется и забавляется!»[199] Самый гнусный палач режима Хомейни является в какой-то степени шутом аятоллы. Рухолла смеется только тогда, когда рядом с ним «судья-вешатель». Даже внуки Рухоллы и те могут вызвать у него лишь улыбку.

«Когда я зашел в комнату, – вспоминает журналист, встречавшийся с аятоллой, – Хомейни сидел на полу скрестив ноги. Он не пожал мне руки и не поднялся, чтобы меня встретить. В течение тех сорока пяти минут, которые длилось интервью, Хомейни улыбнулся всего лишь один раз – когда его внук, зайдя в комнату и забравшись ему на колени, стал настойчиво требовать, чтобы он его поцеловал»[200].

Дочь аятоллы Фариде вспоминает, что Рухолла относился к своим детям «так, что каждый из нас чувствовал себя его любимцем». Однако она добавляет: «Мне, тем не менее, казалось, что он больше благоволит своим дочерям, нежели своим сыновьям». Другая его дочь Захра вспоминает, что ее отец иногда все-таки шутил и смеялся: «Он имел обыкновение позволять нам залезать под его длинные одежды, чтобы поиграть в прятки»[201]. Однако Фариде и ее сестры отдают себе отчет в том, что их детей – то есть своих внуков – Рухолла любит еще сильнее и позволяет им больше вольностей: «Позднее мы заметили, что наш отец по отношению к своим внукам был гораздо более открытым и дружелюбным, чем по отношению к своим детям»[202].

Его внимательность по отношению к внукам охватывает буквально все возможные аспекты. Как-то раз жену Ахмада Фатеме угораздило привести к Рухолле своего сына Хасана в штанишках с заплаткой на колене. Это сразу же вызвало недовольство у имама.

– Почему он так одет? – спрашивает Рухолла у Фатеме.

– Такова уж жизнь у бедных людей, у которых нет ни гроша, – отвечает она шутливым тоном.

Лицо Рухоллы морщится.

– Будьте благоразумны, не относитесь небрежно к внешнему виду, чтобы угождать тому или иному человеку, вместо того чтобы угождать Богу.

Рухолла вообще не скупится на советы своим невесткам и дочерям. Одна из них вспоминает о том, какой последний совет он дал ей перед свадьбой: «Если твой муж нервничает или если он упрекает тебя, какими бы ни были его мотивы, или если он поступает плохо, не говори ему в этот момент ничего, даже если ты права. Не трогай его, пока он не успокоится, а тогда ты уже выскажешь ему то, что у тебя на душе». Рухолла дает аналогичный совет своему будущему зятю, проявляя себя знатоком человеческой души и прежде всего души женщины.

«Вы – женщины, вы – шарм»… революции

Свою главную задачу в отношении женщин Хомейни видит в том, чтобы не позволить иранкам развратить себя гнусными нравами, царящими в странах Запада. Женщинам, считает он, «не следует думать, что быть женщиной – это значит разукрашивать себе лицо косметикой, чтобы выглядеть красивее, и появляться на улицах без хиджаба […]. Роль женщины заключается не в этом, и вести себя так – это значит играть в куклы»[203].

Одна из таких «кукол», «изготовленных» в Италии, – журналистка Ориана Фаллачи. Первой из западных журналисток получив возможность взять интервью у нового хозяина Ирана в Тегеране, она задает ему злободневный вопрос о том, следует ли женщинам скрывать свое лицо. Ответ она получает довольно резкий: «Женщины, которые совершили революцию […], это не элегантные и накрашенные – такие, как вы – женщины, которые прогуливаются, не скрывая своего тела, и тащат за собой целый вагон мужчин. Шлюхи, которые красятся и ходят по улицам, выставляя напоказ свою шею, свои волосы и свои женские формы, не боролись против шаха […]. Они не умеют приносить пользу – ни в социальном, ни в политическом, ни в профессиональном плане»61.

Журналистка, которую отнюдь не убедили эти эмоциональные заявления, весьма далекие от реальных повседневных нужд женщин, не унимается и, продолжая провоцировать аятоллу по части его идеологических взглядов, вынуждает его проявить такую неучтивость, какой он, пожалуй, по отношению к женщинам еще никогда не проявлял.

– Я лично вижу в подобном одеянии проявление дискриминации по отношению к женщинам […]. Вы можете объяснить мне, как можно плавать в чадре?

– Это вас не касается […]. Если вам не нравится исламская одежда, никто не принуждает вас ее носить. Она предназначена для молодых и порядочных женщин.

Эта его неучтивая реплика больно задевает пятидесятилетнюю журналистку.

– Очень любезно с вашей стороны. Поскольку вы сами мне это предложили, я немедленно снимаю с себя эту дурацкую средневековую тряпку. Однако скажите-ка мне вот еще что: если бы такая женщина, как я […], пошла на войну и переспала на фронте с солдатами, она, по-вашему, аморальная женщина или старушенция с подозрительным поведением?

– Об этом известно только вашей совести. Я не сужу конкретных людей.