В преддверии судьбы. Сопротивление интеллигенции

Осенью я принял гораздо более неожиданное и экстравагантное предложение одного из выпускников нашего факультета, Володи Муссалитина, – защитив диплом, он сразу занял должность главного редактора газеты «Орловский комсомолец» – стать «ректором института общественного мнения» при газете. Что такое «институт общественного мнения» я в свои двадцать четыре года (в 1965 году) представлял слабо, но тут же решил, что в газете, где я буду раз в неделю получать целую полосу, можно напечатать много полезного. Для начала я пошел по рекомендации Вениамина Александровича Каверина к вдове Заболоцкого. Но у нее кроме уже напечатанной «Золотой книги» Заболоцкого никаких неизданных стихов не было. Тогда я, помня, что это все-таки комсомольская газета и не желая никого сразу пугать (а потом посмотрим), пришел к Лидии Густавовне Багрицкой – вдове Эдуарда Багрицкого, которая, освободившись из лагеря, жила в Лаврушинском переулке вместе с сестрой Серафимой Густавовной – вдовой Юрия Олеши. Муж третьей ее сестры, Ольги Густавовны, Виктор Шкловский, как-то участвовал в наших «вечерах». У Лидии Густавовны, с которой мы были знакомы благодаря Сергею Бондарину (тоже одесситу) я спросил, нет ли какого-нибудь неопубликованного стихотворения самого почитаемого комсомольского, но все-таки бесспорного поэта. Лидия Густавовна нашла мне неопубликованный вариант, кажется, «Смерти пионерки» и тут же познакомила с очаровательной, чуть полнеющей женщиной лет сорока в черном свитере, плотно облегающем шею.

– Познакомьтесь, это Люся – подруга моего сына Всеволода.

Стихи погибшего на фронте Всеволода Багрицкого тогда были очень популярны, но для меня были наивной поэзией шестнадцатилетнего мальчика, и публиковать их несмотря на настояния Лидии Густавовны я не хотел, зато Елена Георгиевна мне понравилась очень. Она была из той редкой породы людей, которые жили стихами.

Но публикацией черновика Багрицкого я не думал ограничиваться. Случайно у меня уцелел черновик моего письма Кодрянской тех дней, отправленный 21 октября 1965 года. Письмо показалось мне характерным для настроений и занятий того времени (надеюсь, что стилистически я письмо подправил).

Дорогая Наталья Владимировна, спешу Вам написать, ответить на Ваше письмо и предложить Вам возможность опубликования (sic) в СССР в самое ближайшее время.

Мне предложили уехать в Орел, заведовать отделом литературы и искусства в местной газете. Причем пообещали полную свободу в публикации на несколько месяцев. Я дам публикации Андрея Белого. Вяч. Иванова, Заболоцкого и ряда других поэтов. Академик Лифшиц напишет предисловие к воспоминаниям о Павле Флоренском и т. д. Орел очень связан с жизнью Бунина и его память там очень чтут. Если бы Вы написали небольшие воспоминания об Иване Алексеевиче, а Паустовский дал бы страничку рассказа о Вас, Вашей дружбе с Буниным и любви к России, то в тот же день когда бы я это получил, воспоминания пошли бы в набор, а через неделю были бы опубликованы. Тогда было бы легче ходатайствовать об издании Вашей книги. После воспоминаний Вы стали бы нашим автором и я бы постарался опубликовать одну-две из Ваших сказок. Я советовался с Зильберштейном (все материалы я ему отдал) и он решил, что это неплохая идея и хочет всеми силами ей содействовать – сам поговорит с Паустовским (я его почти не знаю) об 1–2 страничках предисловия.