В прекрасном мире (СИ)

— Даниэля ты тоже не спасешь, — вторит Маркус его собственным выводам, отчего затхлая горечь подкатывает к носу и затмевает запах дождя. — Он закончит так же, если не хуже, и тебе это известно. Все зашло слишком далеко, Саймон.

Все зашло слишком далеко.

Действительно.

—…Действительно?!

Голова раскалывается, в ушах колокольный звон. Проезжающие машины ослепляют светом фар.

— Если ты пришел убеждать меня вернуться, то извини, нет. И в этот раз это именно «нет», а не «дай мне время».

На лице Маркуса ни эмоции, стоит, будто каменный, смотрит без осуждения. И от этого взгляда так гадко, словно он извалялся в грязи.

— Саймон, мне правда очень жаль, — Маркус больше не говорит ни слова. Лишь протягивает руку в знак примирения.

А Саймон не отвечает. Просто сворачивает за угол, проклинает себя, Даниэля и всю безнадежную ситуацию.

Он ведь с самого начала знал, на что шел.

Некого теперь винить.

***

Терминал по-прежнему молчит. Как работает система не то что непонятно, а до жути неясно. Секунды шелестят, точно листья на ветру. Поэтическое сравнение кажется довольно патетичным, но Саймон ничего с собой поделать не может, только пялится в потолок, и там негде разгуляться фантазии.

Чтобы перенаправить заряд с шеи к остальным частям приходится поднапрячься. Думать о том, где в его модели находится батарея вот вообще не хочется, только гадкий смех все равно ползет по глотке к губам.

«Это нервное», — раньше придумал бы он себе оправдание. Но что же это сейчас? Специфика модели? Неужели сознания?

Попадавшие с полок мягкие игрушки смотрят на него осуждающе, особенно когда он умудряется сесть на довольно низком прилавке, куда его кто-то взгромоздил. И, честно говоря, даже эмуляции злости или самой злости нет: однажды ему все равно пришлось бы сюда зайти или вернуться несмотря на стойкое желание сбежать.

Температурные показатели вроде бы стабилизировались, предположительно акселерометр и гироскоп больше не барахлят: тело уже можно контролировать. По крайней мере, положение не будет только горизонтальным.

Смех все-таки вырывается наружу, прячется за прижатыми к лицу ладонями, за отчего-то горячими слезами, по запаху похожими на дезинфицирующее средство. И он не сразу понимает, что тепло принадлежит не его телу. Осознание накрывает с головой, когда кто-то мягко проходится по затылку горячей ладонью.

— Надеюсь, я теперь хоть считаю быстрее тебя, — выдавливает он из себя и пытается нормально вдохнуть, пока дрожь бусинами рассыпается по телу и перемежается скачками ошибок перед глазами.

Голос и внешность не стали точками отсчета. Но прикосновения не могут лгать.

— Надейся, — отвечает Маркус на поддразнивание и хмыкает ему в плечо. — Саймон, неужели у нас получилось?

— Может и получилось, — шепчет он и не знает, как сказать такую важную, всем известную, но нежеланную для Маркуса правду.

Настоящий Саймон Филлипс мертв уже почти девять с половиной лет.

Комментарий к Тест 4. — Прекрасный мир

Max Richter — Never Goodbye

========== Тест 5. — Почти человек ==========

[Sun, 13 Jun 2038 17:45:34 GMT]

Мир рассыпается на крохотные детальки, сбой за сбоем маячит перед глазами. Горячее дыхание обжигает шею, он это ощущает настолько явно, будто это не… закончилось пару часов назад. И еще по животу бежит кровь, не та, синяя, которой теперь полно в его теле, а алая с металлическим привкусом и запахом меди.

Где-то неподалеку должна быть испуганная Норт. Не решительная, не безбашенная, не одна из самых храбрых женщин. А девчонка, которая боится за собственную жизнь больше, чем за другие.

Чертово время поджимает всюду, где только можно, откраивает, отгрызает здоровенные куски.

Тот же магазин, те же полки, те же игрушки. И глупая причина здесь быть: выбрать новую 4D-настолку для субботней игры, когда маркусова стая наконец помирится. Ну или нет, Саймон еще не решил. Саймон ничего не решил, а просто поддался девчачьему уговору, обещанию, что все обязательно будет хорошо.

А теперь, когда он истекает кровью, ему не кажется, что все будет хорошо. Что Даниэль выпустит их отсюда, а Маркус удалит к чертям собранные с таким трудом данные, чтобы его история не стала достоянием общественности.

Идентичное лицо, похожая одежда и прическа, чего они не делали лет с тринадцати, чтобы каждый в них узнавал другого человека. Идентичные неидентичные близнецы.

Боли быть не должно, он ведь мертв, нет-нет, Саймон мертв, а он — всего-то машина. Ему не должно быть страшно, но от ужаса скручивает внутренности или чем там еще напичкано его тело. Привычный мир бросает вызов, с которым ему вряд ли удастся справиться.

— Дыши, — говорит такое же, как у него лицо.

Губы двигаются, между бровей залегает вертикальная морщина, зрачки расширены, и это он знает даже в полутьме, как только раньше не понял — у него, них никогда не было нормального зрения.

Беглый взгляд цепляет детали, что собираются в неправильную картинку. Одно сообщение за другим подтверждает неимоверные выводы, но панель, к которой он получил доступ после перезагрузки, упорно настаивает на фактах.