В прятки с отчаянием (СИ)

— Дурачок ты, — грустно проговорила я, взглянув на него с печалью. Лучше мне уйти, пока мы не поссорились. Джай смотрит так, как будто не получил ни единого ответа ни на один свой вопрос, и я его в каком-то роде понимаю, потому как сама не могу многого объяснить — это просто чувствовать надо. Он сам все испортил. После его измены между нами все изменилось, я перестала ему доверять то сокровенное, что хотела бы… Нет, не так. Я поняла, что отношусь к нему не так трепетно, как хотела бы на самом деле, будучи уверенной, что влюбилась. Было и больно, и обидно. И хотелось быть с ним, но продолжаться так не могло дальше, он стал слишком… наверное, другим. Медленно вздыхаю, в груди разливается отчаянье, и некая надежда, а еще тоска, свербящая под ложечкой. Снова ощущаю себя виноватой во всем. И клубок своих сомнений и проблем, распутывать только мне. — Я тебе очень благодарна, что выгородил меня. Но сейчас я не могу выразить свою благодарность, может быть потом… — улыбнулась я ему на прощание, скрываясь в коридоре.

Джай

Люси несколько секунд смотрела на меня молча, грустно улыбаясь, затем повернулась и вышла. Вот дернул меня черт сказать насчет ее увлечений! Ну какая мне разница, пусть пачкает бумагу, зато сладеньким поделится и посмотрит нежно… Вот ведь твою мать... Я хотел было пойти за ней, но игла впилась в вену и мешала страшно. Попытался было ее выдернуть, но завопила сигнализация, прибежала медсестра и принялась на меня орать... А у меня все мысли с девушкой, которая только-только была уже готова со мной остаться... и на тебе!

Сани была права, просто не будет. Ну почему два года назад все было так… беспроблемно. Так хорошо все было… Когда это началось? Может быть, когда я увидел ее блокнот, исписанный какими-то непонятными… рисунками. Люди без лиц, ангелы с крыльями, тени – не разобрать ничего толком. Я тогда очень долго ржал и никак не мог взять в толк, какой во всем этом смысл. Вот я понимаю тегеров и райтеров, парней, которые расписывают стены — всякие там дьяволы, девицы с сиськами, надписи… Понимаю татуировщиков, придумывающих рисунки… Но Люси не хочет ни в граффити, ни в салон, и талант ее, который есть, наверное, пропадает совершенно зря.

Сколько я ее помню в детстве, она всегда всем вокруг пихала свои картинки. Потом, уже ближе к инициации я как-то выпустил ее из вида, у меня начались увлечения, девчонки и подпольные бои, без которых я не могу жить. Мне нужен тот адреналин, который каждый раз впрыскивается в немереных дозах, когда выходишь на ринг и не знаешь, уйдешь живым оттуда или нет. Да, такое бывает нечасто, и, конечно, не в Бесстрашии, но… пока лидеры не в курсе, можно и рискнуть. Ясный пень, что за такие дела ждут дальние рубежи, но я не очень переживаю. Если удается поучаствовать раз в три — четыре месяца, то уже много.

Потом была инициация и год на службе, а по возвращении мы должны были помогать с неофитами, чтобы подтвердить свои знания и умение руководить составом. Да, я метил в командиры, но Эвансы опять впереди планеты всей. Ричард теперь у меня командир и мне пока не светит — по всем показателям он меня обошел.

Вот во время той самой инициации, когда я подвязался инструктором, я и разглядел малявку Эванс. С той самой минуты, как она слетела в сетку первая из неофитов того года.

— Вот ты и попала в мои сети, — говорю я ей с усмешкой, подхватывая девушку подмышки и придавая ей устойчивое положение, — как долетела?

— Лучше всех, — отвечает мне она подрагивающим голосом, но при этом улыбается и старается не показывать свои эмоции.

— Как твое имя, первый прыгун? — задаю вопрос, потому что так положено, рассматривая ее внимательно. Люси сильно изменилась за эти два года пока я ее не видел, либо же я никогда не замечал ее огромных голубых глаз, потрясающей улыбки, пухлых и даже на вид вкусных губ. Я смотрю на нее и, вообще-то, положено объявить ее имя, а мне не хочется этого делать. А хочется смотреть на нее и не отпускать от себя. Пряча свое удивление под кривой усмешкой, я не даю ей справиться с эмоциями и подгоняю язвя. — Ну что ты, пока летела, все слова растеряла?

— Меня зовут Люси, — наконец, выговорила она, и я кричу статисту:

— Первый прыгун Люси, — и уже обращаясь к ней, — добро пожаловать в Бесстрашие, красавица.

Она отчаянно покраснела и отошла, поглядывая на меня снизу вверх. Что в ней осталось неизменным, так это рост, как она была всегда меньше всех нас, так и осталась малявкой. Вот только… очень и очень симпатичной… да что уж там, просто восхитительно привлекательной малявкой. И понеслась.