В присутствии врага

Ужас, однако, заключался в том, что, борясь с Лаксфордом, он боролся с призраком, порожденным ложью. И понимание этого неотступно стучало в мозгу Линли сейчас, когда он встретился лицом к лицу с убийцей.

Похититель, убийца. По дороге в замок Линли планировал эту первую встречу с ним: как он рявкнет Робину Пейну встать, как прикажет прочитать текст предостережения, как щелкнет наручниками и вытолкнет его в ночь. Убийцы детей — это последние подонки и заслуживают, чтобы с ними так и обращались. И тон Робина Пейна, когда он потребовал разговора с матерью — такой уверенный, без тени раскаяния — по-видимому, лишь доказывает его подлинную злонамеренность. Однако, наблюдая за ним и анализируя то, что он узнал о его прошлом, Линли испытывал только горькое чувство поражения.

Пропасть между правдой и тем, что Робин Пейн считал правдой, была слишком велика, чтобы гнев и возмущение Линли могли перекинуть через нее мост, каким бы уверенным не был тон Пейна. И когда Нката отвел руки преступника назад и защелкнул на них наручники, в ушах Линли звучали слова Коррин Пейн: «Он мой сыночек, мой мальчик. Прошу вас, не обращайтесь с ним плохо». И слыша эти слова, Линли понял, что мало чем еще можно ухудшить положение Робина Пейна. Его мать уже достаточно навредила ему.

Тем не менее оставалось еще кое-что выяснить, чтобы со спокойной душой закрыть дело. И чтобы получить нужную информацию, Линли намеревался действовать крайне осторожно. Пейн был достаточно сообразителен, чтобы понять, что ему нужно всего лишь молчать, и Линли никогда не разгадает последнюю загадку того, что случилось. Но в его требовании поговорить с матерью Линли увидел для себя возможность добиться торжества справедливости хотя бы в ограниченной форме и в то же время получить от констебля последние сведения, необходимые, чтобы неопровержимо связать его с Шарлоттой Боуин и с ее отцом. Единственный способ добыть истину — это сказать правду. Но говорить должен не он.

— Съездите за миссис Пейн, — приказал он одному из констеблей амесфордского ОУР, — привезите ее сюда.

На лице констебля отразилось удивление. Очевидно, он решил, что речь идет об удовлетворении требования Пейна поговорить с матерью.

— Это немного не совсем… не по правилам, сэр, — смущенно напомнил тот.

— Верно, — согласился Линли. — В жизни все не по правилам. Привезите миссис Пейн.

* * *

Они ехали в Амесфорд молча. Мимо в темноте, изредка прорезаемой фарами встречных машин, пролетали ночные пейзажи. Впереди и за ними ехал эскорт полицейских автомобилей. Их рации сейчас, несомненно, потрескивали, передавая сообщение о том, что Пейн арестован и доставляется в участок. Но в салоне «бентли» было тихо. С того момента, как он потребовал встречи с матерью, Пейн не проронил ни слова.

И только когда они наконец подъехали к полицейскому участку Амесфорда, он заговорил. У дверей участка Пейн увидел одного единственного репортера с блокнотом в руке и одного фотографа с камерой наготове и сказал:

— Дело не во мне. Важно, что статья выйдет. Люди узнают. И я этому рад. Чертовски рад. Мама уже здесь?

Ответ на этот вопрос они получили, когда вошли внутрь. Коррин Пейн приблизилась к ним в сопровождении полного лысеющего человека в пижамной куртке, заправленной в серые в «елочку» брюки без ремня.

— Робби! Мой Робби! — Коррин бросилась к сыну. Ее губы дергались, в глазах стояли слезы. Дыхание было прерывистым. — Что сделали с тобой эти ужасные люди? — И обратилась к Линли: — Я же просила вас не делать ему ничего плохого. Он сильно пострадал? Что с ним случилось? Ах, Сэм! Сэм!

Сопровождавший ее мужчина быстро обхватил ее за талию, бормоча:

— Моя ягодка, успокойся.

— Отведите ее в комнату для допросов, — распорядился Линли. — Одну. Мы сейчас будем там.

Полицейский взял Коррин Пейн за локоть.

— Но как же Сэм? — лепетала она. — Сэм!

— Я жду тебя здесь, моя ягодка.

— Ты не уйдешь?

— Я не оставлю тебя, моя любовь, — он поцеловал кончики ее пальцев.

Робин Пейн отвернулся.

— Может быть, перейдем к делу? — обратился он к Линли.

Коррин увели в комнату для допросов. Робина уже ожидал врач. Он быстро произвел осмотр пациента, обработал и заклеил ссадины пластырем, наложил швы на глубокую рану на голове Пейна и предупредил, что за ним следует понаблюдать несколько часов, чтобы точно определить, нет ли сотрясения мозга.

— Никакого аспирина, — сказал он, закончив работу, — и не давайте ему спать.

Линли объяснил, что сон в ближайшее время не входит в их планы. Он повел его по коридору — коллеги Пейна при виде его отводили глаза — и впустил в комнату для допросов, где уже находилась Коррин Пейн.

Она сидела в стороне от стола. Ее ноги твердо стояли на полу. Двумя руками она держала на коленях сумочку так, словно собиралась уходить.

С ней в комнате находился Нката. Он стоял, прислонившись к противоположной стене с чашкой куриного бульона и отхлебывал из нее.

Пальцы Коррин сильнее сжали сумочку, когда она увидела сына. Но она не поднялась со стула.