В присутствии врага

Пейн посмотрел на мать. Коррин открыла сумочку, достала из нее платок, приложила его к носу, к глазам. После чего спросила слабым голосом:

— Я вам еще понадоблюсь, инспектор? Я что-то плохо себя чувствую. Может быть, вы будете настолько любезны, что позовете Сэма, чтобы он меня увел?..

Линли кивнул Нкате, и тот бесшумно вышел из комнаты. В ожидании, когда он вернется с Сэмом, Коррин еще раз обратилась к сыну:

— Какое ужасное недоразумение, дорогой. Не представляю, как это могло случиться. Просто не представляю…

Пейн уронил голову.

— Уведите ее отсюда, — сказал он Линли.

— Но Робби…

— Прошу вас.

Линли вывел Коррин Пейн из комнаты. Они встретили Нкату с Сэмом в коридоре. Она упала в пухлые руки Сэма.

— Сэмми, случилось нечто ужасное. Робби не в себе. Я попыталась говорить с ним, но он и слушать не хочет. Я очень опасаюсь…

— Не надо, — Сэм похлопал ее по спине. — Не надо сейчас ничего говорить, моя ягодка. Позволь, я отведу тебя домой.

Он повел ее к выходу.

— Ты ведь не оставишь меня, Сэм, правда? Скажи, что не оставишь, — лепетала Коррин.

Линли вернулся в комнату для допросов.

— Вы не дадите мне закурить? — попросил Пейн.

— Сейчас найду, — сказал Нката и ушел за сигаретами. Когда он вернулся с пачкой «Данхилла» и коробком спичек, Пейн закурил сигарету и какое-то время молчал. Он выглядел ошеломленным. Линли невольно подумал, какова же будет его реакция, когда мать согласится когда-нибудь рассказать ему правду о его рождении. Одно дело считать себя плодом насилия. И совсем другое — знать, что ты результат бездумного, бесчувственного и безымянного акта, начавшегося с уплаты денег и второпях закончившегося с единственной мыслью в голове у одного — как бы побыстрее достичь оргазма, у второй — как потратить полученные фунты и пенсы, когда дело будет сделано.

— Расскажите мне о Селии, — попросил Линли.

Пейн признался, что использовал ее в своих целях, потому что она работала в банке Беркли в Уоттон Кроссе. Да, он знал ее раньше, знал тысячу лет. Но никогда не обращал на нее особого внимания, пока не понял, как она может помочь ему в этом деле.

— Однажды вечером, когда она задержалась на работе, я уговорил ее впустить меня в банк. Селия показала мне кабину, в которой работает. Показала и свой компьютер, и я уговорил ее найти счет Лаксфорда, потому что хотел посмотреть, сколько можно из него выжать. Я попросил показать и другие счета, как будто бы в шутку… чтобы она забыла о Лаксфорде. А когда она это сделала — когда нашла счета — я ее сделал.

— Вы занимались с ней сексом? — уточнил Линли.

— Чтобы она думала, что я интересуюсь ею, а не ее компьютером, — объяснил Пейн.

Он стряхнул на крышку стола пепел со своей сигареты. Постучал по нему пальцем, глядя, как он рассыпается в пыль.

— Но если вы считали, что Шарлотта Боуин — ваша сводная сестра и такая же жертва, как вы сами, как вы могли убить ее? — спросил Линли. — Это единственное, что я не понимаю.

— Я никогда не думал о ней так, — ответил Пейн. — Я думал только о маме.

* * *

Они неслись на запад по ночному шоссе, мигая аварийным сигналом, чтобы им освободили правую полосу. Вел машину Лаксфорд. Фиона сидела рядом, не меняя позы с того момента, как они сели в «мерседес» в Хайгейте. Ее ремень безопасности был застегнут, но она наклонилась вперед, почти повиснув на нем, как будто этим могла заставить машину ехать быстрее. Она молчала.

Они были в постели, когда зазвонил телефон. Они лежали в темноте, обняв друг друга, и ни один не говорил ни слова, потому что им казалось, что уже больше не о чем говорить. Говорить о сыне — значит воспринимать его исчезновение как нечто свершившееся навсегда, а это невыносимо. Говорить о будущем Лео они не осмеливались, опасаясь рассердить мстительного Бога, который может захотеть сделать наоборот. Поэтому они ни о чем не говорили, просто молча лежали под одеялами, обнимая друг друга и не ожидая ни сна, ни душевного покоя.

Телефон звонил и раньше, до того, как они легли. Лаксфорд дал ему прозвонить три раза, как проинструктировал его полицейский детектив, все еще находившийся внизу, в кухне, в надежде на звонок, который изменит ход дела. Но когда Лаксфорд снял трубку, оказалось, что это Питер Огилви.

Своим резким, не допускающим возражений тоном он заявил:

— Родни сказал со слов источника в Ярде, что вы там встречались с Ив Боуин сегодня днем. Вы предполагаете напечатать об этом или предоставите это сделать «Глоуб»? А может быть, «Сан»?

— Мне нечего сказать.

— Родни говорит, вы увязли в этом деле с Боуин по уши, хотя он употребил название другой части тела. И он предполагает, что так было с самого начала. Из чего следует сделать вывод, что для вас является приоритетом. Это вовсе не «Сорс».

— Мой сын похищен. Его могут убить. Если вы полагаете, что в такой момент мне следует думать о газете…