В присутствии врага

Но что еще он мог сделать? Поблагодарить за их бессмысленное вмешательство? Или вежливо проинформировать о безвременной кончине ребенка? Употребив это казенное, напыщенное и потому меньше ранящее выражение. Может быть, даже пожалеть их, чтобы они не чувствовали того, что, черт побери, должны сейчас чувствовать — ответственность за случившееся.

«Они сделали все, что могли, — сказала бы Хейверс. — Вы же слышали отчет Саймона. Они проверили все версии. Шаг за шагом проследили путь девочки в ту среду. Они показывали ее фотографии по всему Мерилбоуну, беседовали с людьми, видевшими ее последними. Что еще сделали бы вы, инспектор?»

Выявил бы связи, окружение. Обеспечил прослушивание телефонов. Послал дюжину констеблей уголовной полиции в Мерилбоун. Организовал показ фотографии девочки в теленовостях и попросил бы сообщить о ней всех, видевших ее. Ввел бы ее имя и описание в центральный полицейский компьютер. Хотя бы это, для начала.

«А если бы родители не захотели такого начала? — допытывалась бы Хейверс. — Тогда что, инспектор? Что бы вы сделали, если бы у вас тоже были связаны руки, как у Саймона?»

Но они не смогли бы связать ему руки так, как Саймону. Не позвонив в полицию, не сообщив о преступлении, потом пытаться диктовать, какими методами полиция должна вести расследование? Уж если не Хелен и Дебора, то, во всяком случае, Сент-Джеймс должен был это понимать. С самого начала они могли вести расследование совершенно по-другому, не так, как они это делали. И они все трое знали об этом.

«Но они дали слово…»

В ушах Линли еще слышались доводы Хейверс, но они становились все слабее и слабее. Опровергнуть последний из них было проще всего. Это данное слово ничего не стоит по сравнению с жизнью ребенка.

Линли сошел по ступенькам на мостовую. Он почувствовал облегчение от сознания собственной правоты. Подойдя к своему «бентли», он уже взялся за ручку дверцы, когда услышал, что кто-то окликнул его по имени.

К нему приближался Сент-Джеймс. Что-либо понять по выражению его лица было невозможно. Поравнявшись с машиной, он просто протянул Линли конверт из оберточной бумаги и добавил:

— Думаю, это тебе пригодится.

— Что это?

— Школьная фотография Шарлотты. Записки похитителя. Отпечатки пальцев с магнитофона. Отпечатки, которые я снял у Лаксфорда и Стоуна.

Кивнув, Линли принял от него пакет. И когда он это сделал, то, несмотря на уверенность, что был абсолютно прав, осуждая своих друзей и любимую женщину, почувствовал некоторое смущение перед открытым проявлением доброй воли со стороны Сент-Джеймса и всем, что из этого следовало. Это смущение раздражало его, напоминая, что в его жизни есть обязанности, которые часто оказываются неприятными и выходят за рамки его работы.

Он отвел глаза и устремил взгляд в дальний конец улицы, где Чейн-роуд делала резкий изгиб, в центре которого располагался старинный кирпичный дом в плачевно запущенном состоянии. Он мог бы стоить огромных денег, если бы кто-нибудь позаботился о его ремонте. Но сейчас его даже трудно было назвать жильем.

Вздохнув, Линли произнес:

— Черт возьми, Саймон, а чего ты от меня ждал?

— Наверное, честности.

Линли отвернулся. Но прежде чем он успел что-то ответить, Сент-Джеймс, опять перейдя на сухой тон официального ответа на требование Линли предоставить ему всю имеющуюся информацию, сказал:

— Я забыл одну вещь: Веберли неправ, полиция Мерилбоуна была, хоть и косвенно, задействована в расследовании. В тот день, когда украли Шарлотту Боуин, один полицейский констебль выдворил бродягу с Кросс-Киз-Клоуз.

— Бродягу?

— Возможно, он жил в одном из пустующих домов на Блэндфорд стрит. Я думаю, это следует проверить.

— Понял. Это все?

— Нет. Мы с Хелен допускаем, что он был вовсе не бродяга.

— Если не бродяга, то кто?

— Кто-то, не желавший, чтобы его узнали. Кто-то переодетый.

Глава 15

Родни Аронсон снял обертку с шоколадки «Кит-Кэт», отломил кусочек и сунул его в рот. Тая от наслаждения, он исследовал языком каждую восхитительную трещинку и выпуклость этого несравненного продукта искусного соединения какао и орехов. Этой послеобеденной порции «Кит-Кэта» (с употреблением которой Родни тянул до последнего момента, когда нечеловеческую потребность его тела в шоколаде уже нельзя будет не замечать) почти хватило, чтобы выкинуть Дэниса Лаксфорда из головы. Но лишь почти.

Сидя за столом в своем кабинете, Лаксфорд был занят изучением двух вариантов первой страницы завтрашнего номера, которые Родни только что представил ему по его требованию. Размышляя над макетами, редактор «Сорс» потирал большим пальцем правой руки шрам на подбородке, в то время как большой палец левой руки скользил по изгибам бицепса под рукавом белой рубашки. Казалось, он был идеальным воплощением сосредоточенности, но информация, которую Родни Аронсон сумел добыть за последние несколько дней, заставила его усомниться в подлинности этой сцены и предположить, что она была разыграна специально для своего заместителя.