В присутствии врага

— У меня в голове не укладывалось: как родители могли не позвонить в полицию, если их ребенок исчез? — Он отклонил свой стул назад и сам ответил на свой вопрос: — Я подумал, таким образом могли бы поступить родители, которые хотели, чтобы она исчезла.

Лицо Лаксфорда по-прежнему ничего не выражало. Родни тихонько присвистнул.

— Тогда я подумал, мы выиграем эту игру, если я копну поглубже, что я и сделал, — сказал Корсико.

— И? — спросил Родни, видя, что рассказ начинает приобретать форму.

— И выяснил, что муж Боуин, один тип по имени Александр Стоун, вовсе не является отцом ребенка.

— Вряд ли это новость, — заметил Лаксфорд. — Любой, кто в курсе политических дел, мог сказать тебе это, Митчел.

— Да-а? Ну, а для меня это было новостью, а также интересным поворотом сюжета. И когда случается такой поворот, я имею привычку выяснять, куда он ведет. Так что я наведался в церковь святой Екатерины и разыскал свидетельство о рождении, чтобы узнать, кто ее настоящий отец. Потому что я подумал, может, мы захотим взять у него интервью, верно? Скорбящий отец, смерть ребенка и все такое, — он схватил свою джинсовую куртку и запустил руку в один карман, потом в другой. Достав свернутый листок бумаги, развернул его, разгладил на столе и передал Лаксфорду.

Родни ждал, затаив дыхание, предвкушая сенсацию. Лаксфорд пробежал глазами бумажку, поднял голову и произнес:

— Ну и?

— Что «ну и»? — спросил Родни.

— Она не указала имени отца, — пояснил Корсико.

— Это я и сам вижу, — сказал Лаксфорд. — Но поскольку она никогда публично не называла его имени, едва ли это окажется потрясающей неожиданностью.

— Может, это и не неожиданность. Но — возможная связь. И, главное, возможность раскрутить историю.

Лаксфорд вернул Корсико копию свидетельства. При этом он изучающе смотрел на молодого репортера, как смотрят на новые неизвестные формы жизни.

— Нет имени отца в свидетельстве о рождении. Нет сообщения в полицию о пропаже ребенка. Все это факты на одну и ту же тему — об утаивании информации, мистер Лаксфорд. Это превалирующая тема: тема рождения бедного ребенка — в начале, и тема ее смерти — в конце. На первых порах мы можем раскручивать историю вокруг этого. И если мы это сделаем — а редакционная статья о зловещих семейных секретах тоже получилась бы очень славной — то, можете мне поверить, даже последний олух сумеет откопать парочку мерзостей для «Сорс» о члене парламента Боуин. Потому что, если история Ларсни с его дружком — это мерило того, что мы можем ждать от наших читателей, то, как только мы раскрутим историю вокруг склонности Боуин утаивать жизненно важную информацию, каждый из ее врагов будет звонить нам с намеками, которые приведут нас именно туда, куда нам нужно.

— То есть куда? — спросил Лаксфорд.

— К виновной стороне. Что, могу поспорить, станет последней утаиваемой ею информацией, — Корсико растопыренной пятерней пригладил волосы — они немедленно заняли прежнее торчащее положение. — Понимаете, ее поведение можно было бы объяснить только в том случае, если бы она знала, кто похитил девочку. Или она сама устроила похищение. Только эти два варианта подходят как единственно возможное объяснение, почему она тут же не позвонила копам. Я бы сказал, еще и единственно разумные. И теперь, если мы сопоставим эту информацию с тем, что она хранила в секрете все эти годы имя отца, я думаю, вы понимаете, какие выводы напрашиваются?

— Честно говоря, нет.

Антенны Родни немедленно поползли вверх. Раньше ему уже приходилось слышать этот тон Лаксфорда — очень ровный и приторно вежливый. Лаксфорд разматывает веревку. И если это действительно так, Корсико схватит ее конец, обвяжет вокруг шеи и повесится. А вместе с ним пропадет и статья.

Родни попытался вмешаться, говоря, как он полагал, решительным тоном:

— Что ж, на данном этапе это вполне добротное репортерское расследование. Митч, конечно, будет продолжать его — не торопясь, шаг за шагом, получая все возможные подтверждения. Верно?

Корсико намека не понял.

— Слушайте, ставлю двадцать пять фунтов на то, что есть связь между исчезновением ребенка и его отцом, — запальчиво проговорил он. — И если мы хорошо покопаемся в прошлом Боуин, я ставлю еще двадцать пять, что мы найдем эту связь.

Родни всячески сигнализировал Корсико, чтобы тот заткнул фонтан своего красноречия. Он даже сделал характерный жест, проведя ладонью по горлу, призывая его замолчать, но репортер ничего не замечал, приводя все новые и новые аргументы. В конце концов, раньше Лаксфорду такая настойчивость всегда нравилась. По какой такой причине она могла не понравиться ему сейчас? Ведь они всего лишь копают под еще одного тори. Разве до сих пор Лаксфорд не радовался любым усилиям Корсико, направленным против тори?