— Как же ты выдерживаешь?
— Я ненавижу скуку.
Хелен устало рассмеялась. На лестнице послышались тяжелые шаги Коттера. Через секунду он появился в дверях с подносом в руках.
— Кофе готов, — объявил он. — Я принес вам еще печенья, леди Хелен. У меня такое впечатление, что от овсяного печенья с шоколадной глазурью вы не откажетесь.
— Не откажусь, — ответила Хелен. Оставив компьютер, она взяла у Коттера поднос. Потом поставила его на стол, сдвинув при этом фотографию, которая упала на пол.
Пока Коттер наливал ей кофе, Хелен нагнулась, чтобы поднять ее. Она перевернула ее лицевой стороной, и у нее вырвался вздох.
— О, Боже. Нигде нет спасения, — в ее голосе слышалась обреченность.
Сент-Джеймс увидел, что она держит в руке. Это была фотография тела Шарлотты Боуин, которую он забрал у Деборы накануне вечером и которую двумя днями раньше Линли бросил как перчатку во время той ссоры в кухне. «Ее нужно было выбросить еще вчера вечером, — подумал Сент-Джеймс. — Эта злосчастная фотография уже наделала достаточно бед».
— Дай-ка мне это, Хелен, — сказал он.
Она продолжала держать снимок в руках.
— Может быть, он был прав, — проговорила она. — Может быть, мы действительно несем ответственность. Нет, не в том смысле, какой имел в виду он. Но в более широком. Потому что мы думали — от нас что-то зависит, что мы можем что-то изменить. Но на самом деле правда состоит в том, что никто не может ничего изменить.
— Ты веришь в это не больше, чем я, — заметил Сент-Джеймс. — Отдай фотографию.
Забрав из рук Хелен фотографию, Коттер передал ей чашку с кофе, а снимок вернул Сент-Джеймсу. Тот положил его на стол лицевой стороной вниз вместе с другими фотографиями, которые он изучал перед этим. Сент-Джеймс также принял из рук Коттера кофе и больше ничего не говорил, пока тот не вышел из комнаты.
Тогда он продолжил:
— Хелен. Я думаю, тебе нужно решить относительно Томми раз и навсегда. Но я также думаю, что ты не можешь использовать Шарлотту Боуин как повод, чтобы избежать того, чего ты боишься.
— Я не боюсь.
— Мы все боимся. Но стараясь не принимать это чувство страха за возможную ошибку… — внезапно его голос прервался, а мысль осталась незавершенной. В тот момент, когда он ставил свою чашку кофе на рабочий стол, его взгляд упал на только что положенную им фотографию.
— Что с тобой, Саймон? — спросила Хелен. — Что случилось? — в то время как он, не отрывая от снимка глаз, наощупь искал рукой лупу.
Боже мой, понял он, все это время разгадка была здесь, рядом. Эта фотография находится в его доме уже более двадцати четырех часов и, следовательно, в течение более чем двадцати четырех часов правда была доступна ему. Эта мысль пронзила его сознание. Он также понял, почему не смог сразу распознать правду — потому что думал только о нанесенной им обиде. И если бы он не старался в тот момент во что бы то ни стало сохранить ледяное спокойствие, он, возможно, взорвался бы, дал выход своему гневу, но после этого вернулся бы к норме. И тогда бы он понял. Он бы увидел. Ему нужно было верить, что при обычных условиях он бы непременно заметил то, что было у него перед глазами сейчас. Эта уверенность была необходима ему.
Он взял в руки увеличительное стекло, начал вглядываться в формы, очертания. Он повторял себе, что при других обстоятельствах он бы узнал — он мог в этом поклясться, он был уверен на сто процентов — узнал бы то, что должен был заметить на фотографии с самого начала.
Глава 25
Когда все было сказано и сделано и она ехала обратно к Бербидж-роуд, Барбара Хейверс пришла к выводу, что ее действия под влиянием вдруг осенившего ее вдохновения в определенной мере были обусловлены предыдущими событиями. За чашкой чая, которую налила ей Портли из самовара, достойного быть украшением праздничного стола на двадцатилетии Ирины Прозоровой, секретарша не отказала себе в удовольствии посплетничать всласть. И благодаря наводящим вопросам Барбары, наконец, коснулась нужной темы: Дэнис Лаксфорд.