В присутствии врага

— Пустите… — Лотти почувствовала, как дрожит все у нее внутри. Ноги судорожно дергались, руки вцепились в пол. — Больно… — вскрикнула она. — Не надо… Мама…

— Нет. Больно тебе не будет. Совсем нисколечко, вот увидишь. Хочешь попить?

Он все еще крепко держал се, но испуг немного прошел. В конце концов, он не собирался сделать ей больно.

Но, вместо того, чтобы налить сок из термоса в его похожую на стакан крышку, вместо того, чтобы поднести крышку ей ко рту, он сильнее сжал ее шею, запрокинул голову назад и поднес к ее рту сам термос. Наклонил его и начал лить.

— Глотай, — бормотал он, — глотай. Ты же хочешь пить. Все будет нормально.

Она кашляла, она плевалась, но глотала. Питье было холодное и жидкое, но это был не сок.

— Это не… — проговорила она.

— Не сок? На этот раз нет. Но все равно, жидкий, правда? И быстрый. Давай, давай, пей до конца.

Она попробовала сопротивляться, но каждый раз, когда она пыталась вывернуться, он только сильнее сжимал ее. И она поняла, что путь к свободе — в повиновении, нужно делать, как он говорит… Она пила за глотком глоток, а он все лил и лил.

И прежде, чем она успела что-то понять, ее подхватило и понесло, как на волнах. Она увидела сестру Агнетис, миссис Мэгваер, увидела маму, Сито и Фермайн-бей. А потом опять вернулась темнота.

Часть вторая

Глава 13

Было семнадцать пятьдесят пять, когда констебль уголовной полиции Робин Пейн, наконец, дождался телефонного звонка, которого ждал уже три недели, если считать со дня окончания специальных курсов, две недели — со дня своего официального назначения констеблем уголовной полиции и почти двадцать четыре часа после того, как он принял решение, что единственный для него способ избавиться от, как он это называл, «премьерной лихорадки» — это позвонить на дом своему новому начальнику, сержанту полиции, и потребовать, чтобы его подключили к расследованию первого же дела.

— Не терпится выслужиться? — проницательно спросил его сержант Стэнли. — Хочешь к тридцати стать начальником полиции?

— Я просто хочу использовать свои знания, сержант.

— Свои знания, говоришь? — сержант хохотнул. — Можешь мне поверить, сынок, у тебя возможностей применить свои знания будет еще хоть отбавляй, на любой вкус. Ты еще будешь проклинать тот день, когда решил подать заявление в отдел уголовного розыска.

Робин в этом сомневался, но, порывшись в своем прошлом, попробовал отыскать объяснение, которое будет понято и принято сержантом.

— Моя мать всегда поддерживала во мне желание самоутвердиться.

— У тебя для этого впереди годы и годы.

— Я знаю, но, все-таки, сэр?

— Все-таки, что, салага?

— Разрешите мне участвовать в расследовании следующего дела?

— Г-мм. Может быть. Поживем — увидим, — ответил тогда сержант. И, позвонив сейчас, чтобы удовлетворить просьбу Пейна, он закончил разговор словами: — Посмотрим, сыщик, как ты будешь самоутверждаться.

Когда узкая главная улочка поселка Уоттон-Кросс осталась позади, Робин признался себе, что его настоятельная просьба о подключении к первому же делу, возможно, была не самой удачной идеей. Его желудок терзали жестокие спазмы после съеденных на вечеринке по поводу помолвки матери шести подсохших сэндвичей. Благословенный звонок сержанта Стэнли спас его от малоаппетитного зрелища слюнявых лобзаний его матери со своим грузным, с блестящей лысиной суженым. Но сейчас взбунтовавшийся желудок, кажется, намеревался подтолкнуть эти сэндвичи наверх и извергнуть их наружу. Что может подумать о своем новоиспеченном помощнике сержант Стэнли, если Робину станет дурно при виде трупа?

А именно по этой причине вызвал его сержант — для осмотра трупа. По его словам, это был труп ребенка, найденный у берега канала Кеннет-Эйвон.

— Сразу за Аллингтоном, — сообщил ему Стэнли. — Там есть дорога, которая проходит мимо Мейнор-фарм, потом идет через поля и сворачивает на юго-запад, к мосту. Вот там и нашли тело.

— Я знаю это место.

За свои двадцать девять лет деревенской жизни Робин исходил всю округу вдоль и поперек. Пешие прогулки уже давно стали для него единственной и наилучшей возможностью убежать на какое-то время от матери с ее астмой. Достаточно было ему услышать название поселка — Китчен-Бэрроу-хилл, Уитч-Плантейшен, Стоун-Пит, Ферз-Налл, и перед глазами мгновенно возникала панорама нужного места. Один его школьный учитель назвал это «абсолютным географическим слухом».

«У вас призвание к топографии, картографии, географии, геологии — что вас больше привлекает?» Но ничто из перечисленного его не интересовало. Он хотел быть полицейским. Хотел бороться со злом. И даже не просто хотел, а горел страстным желанием бороться со злом.

— Буду на месте через двадцать минут, — сказал он сержанту. И нетерпеливо продолжил: — Но за это время там ничего важного не произойдет? Вы не будете без меня делать заключение и все такое?

Сержант Стэнли усмехнулся.

— Если я закончу расследование до твоего приезда, то тебе об этом не проболтаюсь. Так, говоришь, через двадцать минут?

— Могу даже раньше.

— Незачем убиваться, салага, не на пожар едешь.