В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев

Важно отметить, что при всей любви Китаева к гравюре укиё-э (признания в этом наряду с проницательными характеристиками Хокусая, Утамаро, Ёситоси и других рассыпаны в его письмах) с наибольшей серьезностью он относился к живописи, увлеченно описывая свитки и ширмы, которые купил или не сумел купить из-за дороговизны или недоступности. В этом отношении он удивительно похож на первых американских знатоков японского искусства Генри Боуи и Эрнеста Феноллозу, которые, преклоняясь перед классическим японским искусством, довольно прохладно отзывались об укиё-э[87]. Впрочем, Феноллоза свое мнение потом изменил (возможно, отчасти из-за конъюнктуры) и подготовил несколько выставок и каталогов гравюры. Китаев дважды упоминает Феноллозу и его коллекцию в своих двух письмах. Но китаевское собрание японской живописи (свитков, ширм, альбомных листов) после последней выставки, организованной самим Китаевым (1905), не выставлялось и не изучалось нигде и никогда[88].

Китаев и его восприятие японского искусства

Собирательские интересы Китаева были чрезвычайно широки и включали даже хромолитографии и те гравюры, которые он называл “копиями” (к дискуссии по поводу того, что следует называть копиями, повторим, мы подойдем дальше). И может возникнуть вопрос: не был ли он попросту всеяден, как то бывает с восторженными дилетантами с большими средствами? Да, его можно охарактеризовать как dilettanti в прямом смысле этого слова: человек, радующийся произведениям искусства. Но в негативном значении – поверхностный полузнайка – это к Китаеву решительно не относится. Судя по его письмам, он был неплохо начитан в литературе по японскому искусству на западных языках, пользовался услугами переводчиков с японского на русский, помогавших ему общаться с художниками и их текстами (так, в черновой записи он приводит перевод важного текста Кёсая о сущности искусства[89]), а также с антикварами; он ездил по старым храмам смотреть знаменитые произведения искусства, регулярно показывал свои приобретения троим друзьям – “Кюассоне, Биго, Гиберу”, которые приезжали к нему на корабль. По меньшей мере двое из них, Киоссонэ[90] и Биго[91], были большими знатоками японского искусства. Также на корабль приезжали смотреть коллекцию знаменитый критик и профессор истории японского искусства Окакура Какудзо (Окакура Тэнсин, 1863–1913) и другие японские знатоки. В результате Китаев приобрел не только знания об истории развития японского искусства и о многих художниках, но и умение общаться с местными торговцами искусством. В статье “Живопись в Японии”, приуроченной к началу выставки его коллекции в Академии художеств в декабре 1896 года и подписанной инициалом С. (скорее всего, это был он сам – больше выказать такие знания было некому), говорится о тонкостях сделок с японскими антикварами:

Когда приходит покупатель, торговец испытывает сначала степень его знакомства с художеством, показывая сначала плохие вещи и нахваливая их, заглядывает из-под-тишка (так в тексте. – Е. Ш.) в глаза, не мелькнет ли в них насмешка над его хитростью или презрение к плохим картинам.

Самое лучшее не обескураживать его вашими знаниями, а хладнокровно просить показывать дальше[92].

Признаться, такие рассуждения представляются немного наивными, поскольку в те времена мало кто из иностранцев мог общаться с японскими продавцами живописи таким манером и с покерным лицом перехитрить их. На самом деле некоторое количество копий и подделок все же проникло в коллекцию Китаева, и работ среднего качества там тоже хватает. Вполне вероятно, что Китаев мог слышать такие байки от своих торговых агентов, которые тем самым набивали цену своему умению покупать. А для газетной заметки (она была в рубрике “Маленький фельетон”) он не удержался, чтобы не подчеркнуть, что он-то, в отличие от некоторых, бывалый коннессёр[93].

Имена мастеров укиё-э, упоминаемые Китаевым в письмах к Павлинову, показывают, что он хорошо ориентировался в том, кто есть кто, имея представление о сложившейся иерархии художников, а также обладая своим собственным глазом и вкусом. Вот, например, что он пишет про Хокусая: