В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев

Китаев должен был покинуть Петроград и опасался оставить коллекцию в прифронтовом городе. Тот же Павлинов, у которого были знакомства в московском Румянцевском музее, посоветовал Китаеву отдать ее туда на временное хранение[121]. Так поступали в те годы многие владельцы частных художественных собраний. Музей коллекцию принял; переезд состоялся в 1917 году, не ранее весны.

На времени поступления коллекции в Румянцевский музей необходимо остановиться подробнее. Во всех публикациях Б. Г. Вороновой (а на их основе и в Каталоге 2008) значится дата: 1916 год. Вероятно, она основана на том, что в августе 1916-го Китаев написал два письма Павлинову в связи с предполагаемой продажей коллекции, хотя, строго говоря, между предполагаемой (и несостоявшейся) продажей и отправкой коллекции в московский музей на хранение немедленной временной связи быть не должно. Дата “1916” показалась мне странной при попытке хронометрировать события. Просмотры коллекции проходили в сентябре, рекомендации комиссии рассматривались и решения принимались в течение осени. Когда правительство отказалось от покупки, Китаев по совету Павлинова написал о своем желании передать коллекцию на временное хранение секретарю Общества друзей Румянцевского музея Горшанову. Письмо (точнее, сохранившийся при коллекции и попавший в архив черновик) датировано 7 (20) декабря 1916 года[122]. Доставка письма в Москву, рассмотрение просьбы в Румянцевском музее, сообщение решения в Петроград Китаеву, упаковка коллекции и ее перевоз в Москву вряд ли возможно было осуществить в оставшиеся до Рождества две недели. Как я осторожно писал в 2009 году на основе этих выкладок, поступление коллекции в Румянцевский музей не могло состояться ранее января 1917-го[123]. Впоследствии я прочел в дневнике Александра Бенуа, что он смотрел коллекцию Китаева дома у последнего 22 февраля (7 марта) 1917-го. Из слов Бенуа следует, что Китаев устраивал еженедельные показы и приглашал его прийти еще раз через неделю[124]. Там же Бенуа замечает: “Коллекцию он намерен продать, но непременно всю целиком и за огромные деньги”. Можно предположить, что к этому времени Китаев еще не пришел к мнению о необходимости поместить коллекцию на хранение в Румянцевский музей. К тому же Павлинов стал членом Общества лишь в феврале 1917 года. Конец колебаниям, по всей видимости, положили события, случившиеся буквально на следующий день после визита Бенуа: 23 февраля начались массовые уличные беспорядки, переросшие в Февральскую революцию[125].

Акт о приеме коллекции Китаева в Румянцевском музее отсутствует. Однако сохранилась опись частных собраний, поступивших в этот музей в период с 1917 по 1919 год. Коллекция Китаева значится там под номером 40. Запись не датирована, но на предшествующих страницах стоит 1918 год, что, впрочем, может быть не годом поступления, а годом внесения в список частных коллекций. В машинописном (фиолетовой лентой) описании значатся “16 ящиков заколоченных”, а кроме того, имеется приписка черными чернилами: “54 альбома японских рисунков и гравюр + 21 гравюра отдельно”. Место хранения обозначено как “фотографическая комната и на хорах читального зала”[126].

Таким образом, следует признать, что коллекция Китаева попала на хранение в Румянцевский музей не в 1916 году, а в 1917-м. Это представляется мне важным не только из-за чисто академического уточнения датировок. Появлявшийся во всех описаниях и в том числе в большом Каталоге 2008 рефрен “до 1916 г. в коллекции Китаева, после – Румянцевский музей” затемняет суть произошедшего. Внешне это выглядит так, будто Китаев отдал свое собрание в музей добровольно и без всякой связи с революцией. Однако очевидно, что расставаться с коллекцией он не хотел и лишь после революционных беспорядков 1917 года передал ее на временное хранение, которое оказалось для него потерей своего любимого детища. Единственно корректным было бы писать, что вплоть до национализации большевиками коллекция Китаева временно хранилась в Румянцевском музее на правах его личной собственности.

Жизнь после коллекции

После сдачи коллекции на хранение Китаев с женой Анной и сыном Иннокентием, коему тогда было около двадцати лет, выехали из России – временно, как они полагали[127]. Через несколько месяцев (максимум полгода) случился большевистский переворот. Вернуться им было не суждено. До недавнего времени последние годы Китаева были практически неизвестны. Лишь сравнительно недавно г-жа Исигаки Кацу, русский библиограф (ныне на пенсии) Парламентской библиотеки в Токио, установила, что в 1917–1918 годах Китаевы были в Мукдене (ныне Шэньян)[128]. Возможно предположить, что по условиям военного времени они не могли выехать в Европу и отправились к родственникам жены в Черново под Читой, откуда двинулись в соседний Китай. Как известно, в начале XX века в Мукдене было сильное русское присутствие, хотя после Мукденской битвы (1904) город перешел под японскую юрисдикцию.