В путь-дорогу! Том III

— Необходимо, господа, — убѣждалъ онъ. — Телепневъ немножко арогантъ, это правда, но изъ него выйдетъ прекрасный буршъ. Потомъ вы знаете, что наша компанія не велика. Въ будущемъ семестрѣ у насъ президіумъ, большіе расходы будутъ, а въ кассѣ у насъ очень плохо. Теперь онъ имѣлъ два шкандала все со своими; урокъ ему задали, но раздражать не слѣдуетъ; а для того чтобы онъ опять съ нами сошелся, это будетъ очень консеквентъ, принять его въ коръ.

Мандельштернъ, который всегда говорилъ на сходкахъ, тотчасъ послѣ Лукуса, былъ согласенъ, съ нѣкоторыми однако оттѣнками.

— Это не будетъ противъ моего убѣжденія, — говорилъ онъ на переводномъ русскомъ языкѣ: — и оно будетъ дѣйствительно очень консеквентъ сблизить его опять съ нашими ребятами, посредствомъ избранія его въ ландсманы, но все-таки не будетъ-ли больше консеквентъ, если мы посмотримъ, когда онъ будетъ здоровъ, какъ онъ себя поведетъ. Я, лично, не желаю вовсе его мопсировать.

— Да зачѣмъ же откладывать, — прервалъ Лукусъ: — напротивъ, теперь вотъ онъ выздоравливаетъ, это подѣйствуетъ на его самолюбіе, и онъ будетъ больше преданъ корпораціи.

Желтый шаржиртеръ вообще не благопріятствовалъ Телепневу, но на этотъ разъ не возражалъ. Двѣ трети голосовъ оказалось за мнѣніе филистра; и Телепневу присудили цвѣта, а ольдерману поручено было объявить объ этомъ избранному на другой день.

Варцель, по кротости своей, не принималъ участія въ преніяхъ на сходкѣ. Онъ не очень обрадовался выбору Телепнева въ ландсманы.

«Что это такое,» разсуждалъ онъ, идя къ домику на курьихъ ножкахъ: «они только деньгами его хотятъ поживиться. Вотъ имъ въ будущій семестръ нечѣмъ нѣмцевъ-то угощать, на него все и взвалятъ. Точно благодѣяніе какое оказываютъ. Ишь невидаль какая: дурацкую-то шапку надѣнутъ.»

Но къ этому присоединялось все-таки другое чувство: «вотъ выбрали же скоты,» думалъ Варцель: «хотя имъ онъ и не понутру пришелся, а выбрали.»

Телепневу Варцель ничего не сказалъ на этотъ разъ, и сидя у него до поздней ночи, распивалъ чай и занимался розсказнями про свой Харьковъ, и про то, какіе тамъ лихіе бываютъ театральные маскарады.

Телепневъ совсѣмъ оправился, и хотѣлъ черезъ денекъ выйти на воздухъ. Онъ ужасно соскучился по своей лабораторіи. Желтый лаборантъ ходилъ къ нему частенько и соблазнялъ разными новыми работами; двухъ-недѣльное бездѣйствіе начинало тяготить его, и онъ съ удовольствіемъ почувствовалъ, какъ нѣмцы и ихъ наука могутъ втянуть въ колею трудовой жизни.

Распрощавшись съ Варцелемъ, Телепневъ заснулъ съ мыслію о новыхъ химическихъ работахъ и съ желаніемъ на другой же день, хотя это было воскресенье, засѣсть за свои книги.

Но бурсаки явились опять съ помѣхой. Съ ранняго утра ольдерманъ стучалъ уже въ дверь Телепнева.

— Поздравляю тебя, фуксъ; ты выбранъ въ ландсманы!

Телепневъ даже не улыбнулся.

— Теперь ты совсѣмъ здоровъ, наши ребята всѣ у тебя сегодня перебываютъ; и вечеркомъ не худо бы развить идею.

— Отчего же не развить, только меня освободите.

— Что ты шалдашничаешь?

— Докторъ не велитъ.

— Ну, ты хоть лежи, мы тебя не будемъ трогать, а идею нужно развить. Меня самого, братъ, только въ началѣ втораго семестра ландсманомъ сдѣлали.

— Чувствую, понимаю, — отвѣтилъ съ улыбкою Телепневъ.

И началась у него ярмарка въ квартирѣ; до обѣда вся бурсацкая компанія перебывала, — пила и ѣла. Варцель только ахалъ. Вечеромъ опять всѣ привалили и задали жесточайшую попойку, на которую Яковъ смотрѣлъ съ сокрушеннымъ сердцемъ. Телепневъ ничего не пилъ, но Миленькій, преисполненный гордости за своего пріятеля, напился. Чрезъ каждыя пять минутъ цѣловалъ онъ Телепнева, нашептывая ему на ухо разныя нѣжности.

Желтый шаржиртеръ, часу въ одиннадцатомъ, былъ также грузенъ, что съ нимъ случалось рѣдко. Онъ въ первый разъ вступилъ въ разсужденіе съ молодымъ ландсманомъ.

— Мы желаемъ съ тобой сойтись, — бурчалъ онъ ему въ упоръ: — и ты это долженъ чувствовать. Теперь ты намъ долженъ быть преданъ душой и тѣломъ. Я прошелъ всѣ степени и ты ихъ пройдешь, если не будешь арогантъ.

— Онъ будетъ лихой буршъ, — картавилъ пьяненькимъ голосомъ голубоглазый Лукусъ, — и паукантъ будетъ лихой, — это сейчасъ видно.

— Да, лихой! — кричалъ татуированный, — меня вздулъ, а я уже на что паукантъ.

Вся компанія расхохоталась.

Тонкій буршъ счелъ также обязанностью прочесть длинную рѣчь Телепневу о высокомъ званіи ландсмана.

— Довольно объ ученыхъ предметахъ! — вскричалъ татуированный, — пѣсенку пустимъ:

На улицѣ двѣ курицы,
Съ пѣтухомъ дерутся.

Хоръ подхватилъ:

Хи-хи-хи, ха-ха-ха,
Какъ мнѣ жалко пѣтуха.

XXII.