В пути

— Сыночек, сходил бы ты погулять. — Не терпящим возражений тоном попросила мать, извергая взглядом молнии.

Воспользовавшись возможностью улизнуть и не становиться свидетелем родительской ссоры, Ирвин выскочил на улицу и плотно закрыл за собой дверь. Изнутри доносились приглушенные толстыми стенами крики, но парень, предвидя скорое примирение, спокойно направился в секретное место — здоровенный шалаш, сооруженный совместно с друзьями в небольшой рощице, отделяющей их улицу от “душистой”. На Душистой как и следовало из названия обитали дубилщики, чучельники и прочие представители пахнущих профессий, и чьими детьми регулярно проходили конфликты за главенство в лесочке. Последние месяцы “портовые” уверенно отбивали поползновение соседей занять господствующую позицию, но те не сдавались, и время от времени “хозяева” от души колотили “претендентов”.

— А ты рано. — Радостно замахал Томас, едва друг продрался сквозь густые еловые ветки. Хоть по негласным договоренностям война всегда начиналась за четверть часа до заката, ему явно было неуютно торчать в одиночестве.

— Мастер отпустил.

Обменявшись рукопожатием (совсем как взрослые), Ирвин пристроился на спиленной недавно чушке, надеясь, что та не измазана свежей смолой. Вторые испорченные за лето портки стоили бы его заднице слишком дорого.

— Новости есть?

— К батьке какие-то дурачки приставали! — Выпалил Том, энергично жестикулируя. — Хотели хату отобрать. Так он их обещал топором зарубить, если еще раз увидит! Представляешь, так и сказал! А они ему сами обещали голову отрезать! А он как за топор схватился, так они сразу ушли!

— И к моему приходили.

— И что он?

— Да примерно то же.

— Это что получается? — Ошалело предположил приятель. — У стариков теперь тоже сражения будут за территорию? И что будет, если наши проиграют? Будем на улице жить? А если выиграют, то что получат?

— Не будет никаких сражений. — Остановил поток бреда Ирвин. — Дома родителей построены не абы как, а на земле, выделенной городским управляющим. Управляющий выбран из дворян лично губернатором, а тот — королем. А против королевской воли только идиот попрет. Отец говорил, его величество даже знатным головы рубит, если те не слушаются.

— Самолично?

— Дурак совсем? — Засмеялся ученик башмачника. Легонько постучав другу кулаком по голове он пояснил:

— У лордов для смертных дел палач есть.

— Да я сам знаю, — с солидным видом принялся оправдываться Томас, — мы же вместе две недели назад ходили на казнь смотреть. Просто думал, вдруг он только простолюдинов укорачивает, а благородных — сам король.

— Делать ему больше нечего. — Фыркнул Ирвин и подвел итог обсуждения:

— Не боись, на улицу не выгонят.

Но свернуть тему, конечно же, не получилось.

До самого вечера один за другим в шалаш забирались подростки, и каждый стремился ошарашить окружающих историей о выступивших против незнакомцев родителях. Со временем обсуждение скатилось к спорам чей папка круче, лишь изредка уходя куда-то в сторону, точно река, образующая запруду в месте излома, но продолжающая нести воды к неминуемому морю.

Обратный путь провели в молчании. Не сговариваясь и не в результате ссор, а просто вымотавшись за день. Тем августом даже не замученные суровой жизнью юнцы не выдерживали беспрерывного сумасбродства.

Поднимающееся вдалеке алое зарево первым заметил меланхоличный Оскар и, тут же рванув вперед, увлек остальных за собой.

— Пожар! — Орали неподалеку, но мальчишки и без того понимали: Припортовая улица охвачена пламенем. Взрослые метались из стороны в сторону словно потревоженные смелым путником летучие мыши в тесной пещере, кто-то требовал тащить воду, кто-то вопил во все горло, кто-то старался держаться подальше, а самые набожные падали на колени, прося Двуликого о милосердии.

Разумеется, Томас не мог оставаться в стороне. Жужжащей мухой пролетев сквозь толпу, он юркнул в известную лишь шпане дыру в штакетнике и скрылся среди горящих зданий.

— Дурак! — Крикнул Ирвин, бросаясь следом. Бущующая стихия не обещала ничего хорошего, но оставлять друга одного в самом ее сердце означало предательство. Емкое и крайне точное слово, суть которого понимали лишь переступившие невидимую грань. Парень не желал входить в их число.

— Том! Том! — Драл он глотку, стараясь перекрыть треск умирающего квартала, но приятель будто растворился среди черного дыма, не оставив ни единого следа на присыпанной пеплом земле.

Легкие наполнились гарью, с глаз текли слезы, но ученик башмачника упорно брел сквозь прорезаемый красными всполохами смог.

— Сюда! — Внезапно донеслось сбоку. Рядом с чудом сохранившейся конурой согнувшись в три погибели сидели Томас, незнакомая старуха и жмущийся к ним ошалелый пес с подпаленной шерстью.