До боли в глазах всматриваюсь в воздух. «А где фашистские пираты?… Опоздали… Опоздали…» С тяжелым чувством возвращаемся на свой аэродром.
В это время со стороны солнца блеснули силуэты самолетов с обрубленными крыльями и вытянутыми фюзеляжами. «Мессершмитты»! Разворачиваю свою шестерку в сторону врага. Но неприятельские самолеты боя не принимают и с полными оборотами моторов, отчего они дымят, уходят в сторону границы. Преследовать было бесполезно: у них скорость выше, чем у наших «Чаек».
В считанные минуты самолеты полка садятся на аэродром. В обычных учебных полетах для этого потребовалось [51] бы значительно больше времени. Заруливаю самолет на стоянку и не верю своим глазам: «Чайка» Скоробогатова уже на своем месте. Не выдавая свое нетерпение, стараюсь спокойно вылезти из самолета, но Шостак понимает меня без слов и скороговоркой докладывает:
- Скоробогатова пощипали фашистские истребители. Летчик говорит, что отстал от группы из-за тряски мотора.
- Мотор опробовали?
- Да, сам Скролевецкий. Барахлила свеча. - И как бы оправдывая действия летчика, Шостак добавляет: - Но пробоины только в плоскостях, и даже не повреждены лонжероны.
Могло бы быть и хуже, а Скоробогатов выкрутился, хотя это и первый его боевой вылет. Около самолета Скролевецкий с двумя техниками заботливо заклеивали пробоины, Скоробогатов - в стороне, с опущенной головой, курит. Но вот, увидев меня, подтянулся, расправил плечи и строевым шагом направился ко мне навстречу.
- Товарищ старший лейтенант… - начал он твердым голосом и почти сразу осекся. Губы его задрожали.
Я почувствовал его глубокое душевное волнение и сказал:
- Успокойтесь. Отдохните наедине. Вспомните, как вас атаковали «мессершмитты» и как вы вели бой с ними. Все это расскажете летчикам эскадрильи. В следующий раз от группы не отрывайтесь.
Ячменев провел разбор первого боевого вылета в составе полка. Похвалив летчиков за четкость и организованность в воздухе, он с горечью говорил о том, что полк не сумел перехватить немецких бомбардировщиков над Луцком.
Система постов воздушного наблюдения, оповещения [52] и связи с большим опозданием обнаружила противника.
- Товарищи летчики! - обращается к нам командир полка. - Кузьмин действовал по инструкции мирного времени. Фашистские летчики видели это, но они варварски расстреляли нашего товарища у нас на глазах. И теперь, пока мы живы, мы будем платить фашистам тем же, а Кузьмин будет с нами и в горе, и в радости до полной победы над врагом.
Аэродром наполнялся необычной жизнью и напоминал встревоженный недоброй рукой пчелиный улей. Дежурные звенья взлетали, скрываясь в западной части небосклона, а затем возвращались в одиночку, садились без соблюдения обычных правил, спешно заправлялись горючим и боеприпасами. Летчики, техники, младшие специалисты, в которых трудно было узнать вчерашних веселых, жизнерадостных ребят, с серьезными озабоченными лицами готовили свои самолеты к боевым вылетам, время от времени обменивались скупыми фразами между собой и с тревогой вглядывались в неспокойное июньское небо.
Воздушные бои разгорались прямо над аэродромом, при этом соотношение сил всегда было в пользу врага. Дерзкие и смелые действия наших «Чаек» приводили в ярость фашистских пиратов, но повторно атаковать самолеты, находящиеся на земле, они уже не решались.
Появились убитые и раненые. Тяжелым камнем свалилось известие о ранении командира полка майора Ячменева. Я сделал уже семь боевых вылетов, а в душе все нарастала и нарастала тревога. Хотелось в первый же день рассчитаться с фашистами за Кузьмина, а воздушные бои были только с немецкими истребителями. Фашистские летчики, используя некоторые преимущества своих истребителей МЕ-109 над нашими «Чайками» [53] в вертикальном маневре, вели свои атаки только на вертикалях, и сбить «мессершмитта» было трудно.
…К эскадрилье подкатил легковой автомобиль командира полка. Из него проворно выскочил водитель сержант Козин и, отыскав меня взглядом, помахал рукой, приглашая в машину. Я сел на переднее сиденье, и «эмка», фыркнув двигателем, с места набрала скорость.
Вышел из машины и остолбенел: КП не узнать. Все стекла выбиты взрывной волной, унесло угловую часть веранды. Прошел через уцелевшую дверь в кабинет командира полка. У стены, рядом со столом, начальник штаба майор Кондратьев что-то внимательно рассматривал на висевшей карте. Он не обернулся даже тогда, когда я громко доложил о прибытии, а только подозвал к себе.
- Н-да… дела… - сквозь зубы глухо произнес он, пытаясь улыбнуться, но улыбка получилась натянутой. - Слушай, Медведев, внимательно. Надо срочно лететь в штаб дивизии. Задание важное. Доставишь боевое донесение и получишь распоряжение от комдива. Ясно?
- Ясно, - сдержанно ответил я и, получив разрешение, вышел из кабинета.
У самолетов меня ожидали летчики. Я проворно выпрыгнул из еще не остановившегося автомобиля и скомандовал:
- Лященко и Скоробогатов, через пять минут вылетаем звеном в Тирасполь. Задание вроде и легкое, но ушки держать на макушке. Могут встретиться «мессеры».