В раю легко быть ангелом

Как я могла с полной отдачей поддерживать Вадима, когда сама полностью выкладывалась — вначале на нелюбимой работе, затем на любимой?

И в случае с любимой ситуация только усугубилась, как ни парадоксально. Я стала зацикленной на работе, я была одержима ею.

Это Вадим ставил меня на второе место или я сама поставила его туда?..

Перевернувшись на живот, я уткнулась в подушку и разрыдалась по-настоящему.

Может, я никогда его не любила?

Тогда почему же мне сейчас так плохо?

Всю ночь плакать невозможно.

Хотя бы потому, что подушка пропитывается слезами. Я еле заставила себя выбраться из постели. Дошла до ванной, встала под душ, включила воду на полную мощность — чуть тёплую.

Слёзы душили меня, текли по лицу, но тут же смывались потоками воды.

«Мне надо с кем-нибудь поговорить, — проносились мысли в голове, — хоть с кем-нибудь…»

Но с кем?

У меня было ощущение тотального, абсолютного одиночества.

Разве я в состоянии действительно с кем-то это обсуждать? Выкладывать всю подноготную?

Но ведь такими темпами я скоро приду к мысли, что это я сделала Вадима таким. Давила на него. Устраивала из наших отношений соревнования.

«Ты слишком хорошего мнения о себе, — произнёс в голове насмешливый голос. — Не хочешь позвонить ему и сообщить, что это ты довела его до такого состояния?»

Как ни странно, это меня немного отрезвило.

В любых отношениях всегда участвуют двое. Это был выбор Вадима — не проявлять должной настойчивости и инициативы, не искать, не бороться, не стремиться к самореализации. Разве я подсовывала ему бутылку с виски? Заставляла сидеть дома, уткнувшись в компьютерную игру, постоянно чинить машину, являющуюся скорее источником расходов, чем доходов?

Не слишком ли много чести для меня одной?

Неужели именно я так сильно повлияла на его мироощущение и подтолкнула его к сомнительному образу жизни? Неужели мои успехи стали для него поводом, чтобы начать комплексовать? Дудки.

Если я сейчас не перестану плакать, завтра мои веки будут напоминать мне об азиатах.

В довершение всего я поняла, что моё нахождение в «Лидершип» уже не доставляет мне такого удовольствия, как раньше.

Семена сомнений, зароненные в мою голову Юлькой, дали буйные побеги в самый неподходящий момент.

Я никак не могла понять, действительно ли Петелин выжимает из меня тексты, о которых мы не договаривались изначально? Я явно перешагнула за узкие рамки литобработки. Но это никак не сказывалось на моём статусе.

И я уже ничему не учусь.

Это ощущение было самым неприятным.

Я наверняка могла бы работать пресс-секретарём, была бы неплохим помощником руководителя (учитывая эту и предыдущую работы), с лёгкостью создавала бы новые тексты для Петелина.

Но если у меня действительно получается так хорошо писать, то зачем мне без конца шлифовать чужие тексты?

Я не могла до конца сориентироваться в ситуации.

А потом я попробовала записывать свои рассуждения. Я фиксировала эмоции и чувства в текстовом редакторе, и обнаружила: у меня выходит что-то вроде эссе. Я была не в состоянии кому-то довериться в текущий момент. Я делилась происходящим с электронной бумагой.

Спустя некоторое время это было уже не эссе — скорее, напоминало небольшую повесть.

А ещё через некоторое время я обнаружила, что необходимость идти по утрам в «Лидершип» вызывает у меня раздражение.

Работа ассистентом у Петелина стала восприниматься как отвлекающий фактор.

И самым неприятным было следующее: я не знала, чего хочу больше – отказаться от любых других дел и сосредоточиться на своём тексте, или понять, куда двигаться дальше.

Кем работать.

Как жить.

К чему стремиться.

Мне казалось, я не продвинусь дальше размышлений о том, что я уже переросла эту работу.

Ещё пять минут назад я не планировала ничего подобного.

— Можно? — я приостановилась на пороге кабинета Глеба, и мой голос слегка дрогнул от нерешительности.

— Конечно, — улыбнулся он, — проходи, садись.

Я подошла к его столу, но садиться не стала.

Перед Глебом лёг листок бумаги. Он взял его, пробежал глазами, а потом с недоумением взглянул на меня.

— Вера… что это?

Назад дороги не было.

Одним безумным поступком больше, одним меньше… какая, в сущности, разница.

— Это моё заявление, Глеб.

— Я вижу, что это заявление! — вскипел Глеб. — Зачем оно тебе? То есть мне?

И в эту самую минуту меня будто перебросило на несколько месяцев назад.

Очень уж выражение лица Глеба напомнило мне, как он выглядел, когда мы впервые увиделись.

Ты глаза дома забыла?!

Психологи, а с их лёгкой руки — и все остальные, придают большое значение первому впечатлению. Всегда ли оно оказывается верным? И какой отпечаток накладывает на дальнейшие отношения первая встреча? Может ли она определить всю историю?

Вера, тебя опять заносит.

Мысли стремительно раскручивались, неслись, будто по спирали, заставляя взглянуть на недавние события с иного ракурса.

Знакомясь с Вадимом, я влезла в историю чужих отношений. И так и не смогла разобраться со своей личной жизнью.

Глеб в первую встречу предстал передо мной неуравновешенным грубияном.