В рекруты

   Рука наткнулась на какую-то тряпку. Не поднимая головы посмотрел - нечто вроде покрывала. В паре метрах правее кто-то зачмокал, забормотал, приподнявшись, сел и начал кулаками тереть глаза. Оставив ружье, попаданец быстро перекатился, заворачиваясь в найденное покрывало, свернулся калачиком и притворился крепко спящим.

   Проснувшийся поднялся и куда-то пошел. Обойдя Дениса, споткнулся о оставленное тем ружье и разразился отрывистыми ругательствами. В ответ послышались недовольные голоса, и споткнувшийся умолк. Приоткрыв глаза, парень увидел, как татарин поднял с земли бурдюк, с характерным звуком выдернул из него пробку и припал к горлышку, громко глотая и булькая содержимым. Напившись, крымчак вернулся на свое место, пнув по дороге злополучное ружье, поворочался, устраиваясь, сладко почмокал губами и вскоре негромко захрапел.

   Попаданец, оставив на себе покрывало, двинулся дальше.

   Его нос уже давно уловил некое амбре. Теперь оно стало гораздо сильнее и с каждым метром усиливалось, буквально перехватывая дыхание. Ассоциации нарисовали в памяти загон для рабов в турецком лагере и такой же запах в центре того загона. Туда, как объяснял интендант, пленные ходили по нужде. Здесь, как позже понял Денис, запах исходил от самих пленных, ибо по нужде их никто не отпускал.

   ***

  Последние дни слились для Станислава в один непрекращающийся кошмар. Первое, что он помнит - это как его тащат за ноги два турка. Голова больно бьется о кочки, но нет сил ее поднять. Мимо проходит высокий блондин с длинными локонами. Его взгляд встречается с взглядом подпоручика.

   - Эй, чурбаны, вы чего тащите его как дохляка? Он же живой, - неожиданно на чистом русском окликает европеец турецких солдат.

   Что-то знакомое показалось Станиславу в голосе этого человека, но очередной удар затылком о кочку погрузил юношу в небытие.

   Когда очнулся в следующий раз, почуял, что кто-то стягивает с него сапог. Открыв глаза, увидел чернявого мужичонку. Вокруг уже стемнело, судя по всему, был поздний вечер.

  - Очнулся, ахвицерик, - произнес тот, ощутив на себе взгляд. При этом сам в глаза не смотрел, но продолжал стягивать сапог.

   Станислав отдернул ногу. Что-либо говорить сил не было.

   - Эй, - возмутился чернявый. - На кой тебе эта обувка, ежели по утру все одно голову снесут. Ты ж работать не сможешь, а запросто так басурмане прохлаждаться не дают.

   Мужик снова потянулся к сапогу. Раздался звук глухого удара, и мародера снесло в сторону.

   - Вот ежели я тебе, гаденыш, ручонки пообломаю, так ты, чай, тоже работать не сможешь, ась? - послышался тихий голос.

   Над подпоручиком склонилась массивная фигура. Губ коснулось что-то влажное, в рот потекла теплая вода. С трудом приподняв голову, юноша сделал несколько жадных глотков. Напившись, уронил голову обратно. Успел подумать о том, что надо бы поправить стянутый с пятки сапог, и снова потерял сознание.

   - Спи, паря. Може, обойдется, - проговорил тот же голос, что предлагал обломать руки чернявому.

   Утром проснулся от гомона и толкотни. Какие-то грязные люди в оборванной одежде поднимались с земли и шли в одну сторону.

   Живой, паря? - поинтересовался сидевший рядом здоровый дядька с абсолютно лысой головой. - Вставай, да держись бодрее. Увидят, что к труду не способен...

   Дядька не договорил. Закончив наматывать онуч, поднялся и, подхватив подмышки подпоручика, вскинул того на ноги.

   От столь резкого подъема у Станислава закружилась голова, в глазах потемнело, а к горлу подступила тошнота. Ноги подкосились, и если бы не крепкие руки лысого, он снова рухнул бы на землю.

   - Эх, что же ты, паря? - сокрушенно проговорил тот. - Зарежут же.

   - Извините, виновато произнес юноша и попытался стоять самостоятельно. Постояв полминуты, двинулся походкой пьяного матроса в направлении, куда двигались окружающие люди. Лысый держался рядом и несколько раз поддержал за локоть, не дав упасть.

   Кто-то грубо схватил за рукав и с силой рванул в сторону. Не устояв, Станислав упал, но тут же, стараясь унять головокружение, поднялся. На него, обнажая саблю, надвигался турок.

   Осознание неминуемой гибели придало сил. Подпоручик вздернул подбородок и постарался передать взглядом презрение к смерти. Однако, когда басурманин выхватил клинок, глаза, не подчиняясь воле хозяина, все же зажмурились. Внутри все сжалось в ожидании непоправимого.

   - Эй, Ким о? - крикнул вдруг кто-то.

   Станислав повернул голову на крик и увидел приближающегося к ним толстого турка в безрукавке. Что-то сказав солдату, толстяк внимательно посмотрел на юношу. Протянув руку с нагайкой, поднял подпоручику подбородок, затем повернул его голову сперва в одну, сторону, потом в другую.

   - Гюзэль, - пробормотал он и обошел Станислава вокруг. Слегка хлестнул ниже спины и заржал, крикнув: - Ийи, ийи, геньч гюзель.

   Ничего непонимающего подпоручика куда-то поволокли.