В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва

Такова же была она в своем слове и деле. Трудно представить себе человека деликатнее по манерам, обходительнее по нраву, приятнее по обращению. Можно было подумать, что она весь свой век вековала на антресолях дворянского старинного особняка на Сивцевом Вражке, казалось, что вот-вот она заговорит по-французски со старомосковским благородным прононсом – так это шло к этой фарфоровой старушке с ее неисчерпаемой приветливостью, с ее врожденным тактом, этим редким умом сердца.

А между тем Елена Демьяновна приходила к нам не с антресолей Сивцева Вражка, а из Ремесленной богадельни, что на Самотеке[157]. Это была самая простая из московских богаделен, для престарелых из самого малозначащего из тогдашних сословий; и мещанская, и купеческая богадельни, не говоря уже о дворянском Вдовьем доме, были лучше и тороватее Ремесленной, где и содержание было скуднее, и пища грубее.

Но если послушать Елену Демьяновну, то у них в Ремесленной богадельне было так хорошо, будто во Вдовьем доме, куда заезжала, в бытность в Москве, императрица «пробовать пищу» и ободрять своим вниманием обедневших старушек из захудавших черноземных усадеб и развалившихся пречистенских антресолей. Елена Демьяновна не нахвалится, бывало, что и угол у ней теплый есть, и кусок хлеба мягкий, и тут же есть храм Божий для душевного питания. Одно ее печалило: свары и раздоры старух-соседок по палате: для нее эта старушечья бранная молвь и их ворчливое осиное жужжанье было таким же мученьем, как фальшивящий оркестр для музыканта с абсолютным слухом. Елена Демьяновна стремилась то добрым словом, то добрым куском умиротворить своих неукротимых воительниц.

Ее, повторяю, очень любили в нашем доме и потчевали как дорогую гостью. (А она, кстати сказать, приходила не просто в гости; была большая труженица из последних сил – вязала чулки и перчатки на нашу семью.)

Вот однажды мама вздумала угостить Елену Демьяновну мочеными яблоками, уж очень они удались на эту осень: крепки, как хрящ, румяны, благоуханны.

На десертную тарелочку с усатыми и косатыми китайцами мамаша положила Елене Демьяновне три яблока, одно другого наливнее. Елена Демьяновна хвалит их отменный вкус, а мы слушаем с братом и не сводим глаз со старушки. Тут маме понадобилось зачем-то выйти. Она и вышла со словами:

– Кушайте, Елена Демьяновна. Кушайте на здоровье.

Старушка привстала со стула, благодаря маму за утешенье, и тотчас опустилась опять на стул.

И вдруг случилось странное происшествие: у Елены Демьяновны со стула: кап! кап! кап! – закапало на пол.

Мы с братом тотчас это заприметили и хитренько переглянулись: Елена Демьяновна, мол, «опрудонилась», но мы и виду не показали ей, что знаем ее беду, а, наоборот, как истые маленькие хозяева, задали ей любезный вопрос, поддерживая разговор:

– Елена Демьяновна, у вас в богадельне на Пасху дают крашеные яйца?

Старушка, красная от беды, ответила:

– Дают, мой голубчик, как же! Дают похристосоваться!

А сама, видим, с великим сокрушеньем поглядывает на крохотную лужицу под стулом.

Беда случилась так: отведав яблока, она решила два яблока из положенных ей на китайскую тарелку взять с собой в богадельню, угостить строптивых своих соседок, ворчавших на нее: «Ишь, барыня! По гостям, по чаям, по кофеям ходит!» Завернув яблоки в платочек, она положила их в карман, да, по забывчивости, села на них. Смущению бедной старушки не было конца. Она сокрушенно призналась маме в случившейся беде: «Ах! Какая я невежа оказалась. Положила без спросу яблоки в карман – вот что натворила! Срам какой!»

Мама насилу ее успокоила и приказала положить ей в банку яблоки для богаделок.

Для нас, детей, было большим удовольствием отправляться с няней в гости к Елене Демьяновне.

Иногда это делалось с ведома и даже по поручению мамы. Она скажет, бывало:

– Что-то Елена Демьяновна давно не была. Няня, ты бы проведала ее.

Мы смотрим на маму в этот момент так умоляюще, что она, без слов поняв нас, доканчивает:

– Возьми Степана (старик извозчик со смирной лошадкой, стоявший на углу Плетешков и Елоховской) и поезжай с детьми.

Для Елены Демьяновны собирают сахару, чаю, банки с вареньем, с моченьем, с соленьем – и мы едем на Самотеку.

Ремесленная богадельня – большое кирпичное здание холодно-казарменного вида, в ней широкие коридоры, из коридоров двери ведут в большие «палаты», сплошь уставленные койками, покрытыми байковыми серыми одеялами; между койками стоят деревянные табуретки и столики. На табуретах сидят старухи – кто в очках, кто без очков, в усах и в бородавках, беззубые и шевелящие губами. В углу большой образ с горящей лампадой. В палате полы деревянные, некрашеные, застланные домоткаными дорожками. Тесно, бедно, скученно, но зало пахнет надежным теплым и горячим ржаным хлебом.

Среди этих грубоватых старух, затаивших при нашем приходе ворчанье и с любопытством разглядывавших нас, наша милая Елена Демьяновна казалась нам чуть не гостьей, зашедшей сюда случайно и ненадолго.