Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Во всякой тюремной системѣ имѣется одна особенность, на которую давно слѣдовало бы обратить вниманіе, но которую обыкновенно совершенно упускаютъ изъ вида. Руководящей идеей нашей карательной системы несомнѣнно является желаніе наказать человѣка, признаннаго „преступникомъ“; между тѣмъ, въ дѣйствительности наказаніе нѣсколькими годами тюремнаго заключенія обрушивается всей тяжестью не столько на „преступника“, сколько на людей совершенно невинныхъ, т.-е. на его жену и дѣтей. Какъ ни тяжелы условія тюремной жизни, человѣкъ такъ устроенъ, что онъ въ концѣ концовъ приспособляется къ нимъ, и разъ онъ не въ силахъ измѣнить ихъ, относится къ нимъ, какъ къ неизбѣжному злу. Но есть люди — жена и дѣти заключенныхъ, — которые никогда не могутъ примириться съ лишеніемъ того, кто былъ ихъ единственной поддержкой въ жизни. Судьи и всякаго рода законники, которые съ такимъ легкимъ сердцемъ присуждаютъ людей къ двумъ, тремъ, пяти годамъ заключенія — задумывались ли они когда-нибудь надъ судьбою жены приговореннаго? Знаютъ ли они, какъ мала пропорція женщинъ, которыя смогли бы зарабатывать болѣе 3-хъ или 4-хъ рублей въ недѣлю? И знаютъ ли они, что жить съ семьей на такой заработокъ, значитъ терпѣть суровую нищету, со всѣми ея ужасными послѣдствіями? Задумывались ли они надъ тѣми нравственными страданіями, которыя они причиняютъ женѣ арестанта: презрѣніе сосѣдей и знакомыхъ, страданія самой жены, которая естественно преувеличиваетъ въ своемъ воображеніи тягости тюремной жизни мужа, которой приходится думать не только о сегодняшнемъ днѣ, но и заглядывать постоянно въ безрадостное будущее?.. Кто измѣрилъ всѣ эти страданія и кто сосчиталъ слезы, пролитыя женами арестантовъ?

Если бы было обращено хотя бы малѣйшее вниманіе на страданія родственниковъ арестанта, то, вѣроятно, составители плановъ новѣйшихъ тюремъ устроили бы пріемныя помѣщенія какъ-нибудь иначе. Они поняли бы, что единственнымъ утѣшеніемъ жены арестанта является возможность увидѣть изрѣдка своего мужа и они не стали бы причинять ей новое и совершенно безполезное страданіе своими ухищреніями. При постройкѣ этихъ пріемныхъ залъ, все, кажется, принято во вниманіе, за исключеніемъ чувствъ жены, которой разрѣшаютъ разъ въ недѣлю взглянуть на мужа и перекинуться съ нимъ нѣсколькими словами.

Вообразите себѣ круглый сводчатый залъ, скудно освѣщенный сверху. Войдя въ него, въ пріемные часы, вы почувствуете себя буквально оглушеннымъ. Шумъ голосовъ нѣсколькихъ сотенъ людей, говорящихъ, или точнѣе кричащихъ одновременно, подымается со всѣхъ сторонъ зала, ударяясь о сводъ, который отбрасываетъ эти звуки назадъ, и они смѣшиваются съ пронзительными свистками надзирателей, скрежетомъ замковъ и звономъ ключей, образуя, въ общемъ, адскій шумъ. Ваши глаза должны сначала привыкнуть къ полумраку, прежде чѣмъ вы различите, что голоса принадлежатъ шести различнымъ группамъ женщинъ, мужчинъ и дѣтей, одновременно кричащихъ во все горло, стараясь быть услышанными тѣми, къ кому они обращаются. За этими группами вы съ трудомъ различаете вдоль стѣнъ шесть другихъ группъ человѣческихъ лицъ, которыя едва можно разсмотрѣть вслѣдствіе заграждающей ихъ проволочной сѣтки и желѣзной рѣшетки. Сначала вы не можете понять, что такое, въ сущности, происходитъ. Дѣло въ томъ, что для свиданія съ родными арестантъ вводится, вмѣстѣ съ четырмя другими товарищами по заключенію, въ маленькую темную конурку, загражденную спереди желѣзной рѣшеткой и густой проволочной сѣткой. Его родственники вводятся въ другое, подобное же помѣщеніе, также огражденное желѣзной рѣшеткой и отдѣленное отъ помѣщенія, находящагося напротивъ проходомъ около трехъ футовъ ширины, въ которомъ дежуритъ надзиратель. Такимъ образомъ, въ каждомъ помѣщеніи находятся одновременно 5 арестантовъ, а въ противоположное втискиваются около 15 мужчинъ, женщинъ и дѣтей, — ихъ родственники. Свиданія продолжаются не болѣе 15–20 минутъ; всѣ говорятъ одновременно, всѣ спѣшатъ сказать, что нужно, и среди этого шума голосовъ, изъ которыхъ каждый звучитъ все громче и громче, приходится кричать изо всѣхъ силъ, если хочешь, чтобы тебя услыхали. Послѣ нѣсколькихъ минутъ подобнаго упражненія, и я и моя жена теряли голосъ, и мы были вынуждены просто глядѣть другъ на друга безмолвно, причемъ я взлѣзалъ по рѣшеткѣ, поближе къ маленькому окошечку, освѣщавшему конуру сзади, чтобы жена моя могла по крайней мѣрѣ увидать мой профиль, слабо рисовавшійся на сѣромъ фонѣ окошечка. Уходя изъ пріемнаго покоя, она обыкновенно говорила, что подобное свиданіе является лишь мученіемъ.