Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Изслѣдованія Маудсли о связи безумія съ преступленіемъ хорошо извѣстны въ Англіи[86]. Читая внимательно его работы, нельзя не вынести впечатлѣнія, что большинство обитателей нашихъ тюремъ, осужденныхъ за насильственныя дѣйствія, — люди, страдающіе какими-нибудь болѣзнями мозга. Мало того, «идеальный сумасшедшій», созданный въ воображеніи законниковъ, котораго они готовы признать неотвѣтственнымъ за его поступки, является такой же рѣдкостью, какъ и «идеальный преступникъ», котораго законъ стремится наказать. Несомнѣнно имѣется, какъ говоритъ Маудсли, — широкая «промежуточная область между преступленіемъ и безуміемъ, причемъ на одной границѣ мы встрѣчаемъ нѣкоторое проявленіе безумія, но еще болѣе того — проявленіе порочности, вѣрнѣе было бы сказать: „сознательнаго желанія причинить какое-нибудь зло“; вблизи же другой границы мы встрѣчаемъ, наоборотъ, меньшее проявленіе порочности и большее — безумія». Но, прибавляетъ онъ, «справедливое опредѣленіе нравственной отвѣтственности несчастныхъ людей, обитающихъ въ этой промежуточной полосѣ», никогда не будетъ достигнуто, пока мы не отдѣлаемся отъ ложныхъ представленій о «порокѣ» и «злой волѣ»[87].