В садах Эпикура

Гораздо более интересно сложились отношения с другой студенткой – Лидой Царановой. Она училась уже на четвертом курсе и тоже выразила желание поговорить со мной. Я согласился. Знакомство же с ней произошло вот как: в первый год своего деканства я принимал экзамен по Древней Истории. Было уже поздно. Я устал. Первокурсницы отвечали отвратительно, я в душе негодовал. В то время я еще не привык к тому, чтобы студенты на вопрос, кто такой Гомер, отвечали недоумевающим молчанием. Когда я рассказывал о таких случаях В. С. Соколову, он не верил, а потом смеялся. Так вот мои соискательницы «троек» отвечали безумно плохо, а я негодовал, потому что прочел им курс лекций, как в бочку данаид. К столу подошла отвечать ничем неприметная, некрасивая, светловолосая девчонка. Я посмотрел ее билет и приготовился выслушать серию вздохов. Но девчонка вдруг стала отвечать. Я прислушался. Она знала. Я задал несколько сложных вопросов, она ответила, с самым хорошим настроением я поставил «отлично» и сказал что-то ободряющее. Она зло посмотрела на меня и ушла. Это и была Лида Царанова. Бежало время, она сдавала мне Средние века, раздел Новой Истории – отлично! Никогда не вступала со мной в какие-либо разговоры, только внимательно слушала лекции, хорошо занималась в семинарах. Теперь она захотела поговорить. Я только что прочел лекцию по Новейшей Истории Стран Востока, отдышался, сел за стол и сказал: «Я слушаю вас». Совсем неожиданно она заговорила очень горячо: «Алексей Леонидович! Вот слушаю я вас и думаю, что нужно сделать, чтобы вот так ловко, как вы, отвечать на вопросы, обращаться к разным периодам истории?» Я ответил: «Надо побольше читать». Она продолжала: «Пожалуй, этого мало. Я убедилась, что люблю историю, хочу ее знать. Заочный факультет дает мало, да и учиться и работать трудно. Как быть?» Вопрос был поставлен прямо, требовал прямого ответа и разумного. Я спросил, где ее родители, кто они. Оказалось – деревенские жители, трудятся в колхозе на Кубани. Учиться ей помогут, только вот где… В то время только что стали отдавать предпочтение при приеме в вузы производственникам. Лида Царанова была таковым. И я посоветовал: «Дружок, поступайте на Исторический факультет в МГУ. Не думайте, что учеба у нас потраченное время. На ее основе легче будет освоиться в Университете, учите языки. Я уверен, что вы сумеете поступить и закончить Университет». Она с сомнением спросила: «А вы уверены что я справлюсь?» Я ответил, что уверен, что, если не она, то кто же справится. Девочка так хорошо засветилась радостью, что я тут же подарил ей оттиски своих последних статей и пожелал успеха. Она уехала к себе в село, подготовилась к вступительным экзаменам на Исторический факультет МГУ и была принята. Познакомилась с В. С. Соколовым и некоторыми другими моими учителями. Взялась она за древнюю историю, писала мне хорошие письма об учебе: «Сейчас у нас педагогическая практика. Вначале было очень страшно. Ведь московская школа, да к тому же мы попали в одну из лучших, но сейчас уже немного успокоилась: дала уже два урока. Все нормально». К несчастью, ее руководителем стал А. Г. Бокщанин, а у нее не было боевых орденов, она даже на состояла в КПСС. Выдвижение ее в люди не сулило похвал. А. Г. Бокщанин не очень-то ею интересовался. Дал ей историографическую тему. Узнав про это из ее письма, я изумился. Лида объяснила: «Откровенно говоря, тема мне не нравится, но Анатолий Георгиевич сказал, что я не смогу написать, без знания французского и английского яз. тему исследовательского характера, к тому же времени мало…» А. Г. Бокщанин светился из этого письма всеми своими цветами и блеском. Царанова его не интересовала. Она защитила дипломную работу: «Вчера состоялась моя защита. Я получила хорошо и очень довольна, но работа у меня рыхлая, в ней много недоработок. Причина в том, что мне на эти недостатки не указывали. Я не сработалась с Анатолием Георгиевичем. Он смотрел на меня, как на какое-то ничтожество, а я от страха двух слов связать не могла». Что же? Я вновь видел моего дорогого шефа. А письмо кончалось так: «Ведь в том, что я закончила Университет, прежде всего ваша заслуга, т. к. меня очень трудно столкнуть с места. И я вам очень благодарна, что вы меня столкнули. Где бы я ни была и как ни сложится моя дальнейшая жизнь – я всегда с благодарностью буду вспоминать вас, ваши советы, наставления. Долгих вам лет, дорогой Алексей Леонидович!» Да, с долгими летами что-то не получилось, но дело не в этом. Лида Царанова поехала работать в Братск в филиал какого-то института лаборантом кафедры политэкономии. Стоило учить латынь и греческий! Но дело даже не в этом. Она многому научилось: «Университет дал, конечно, большие знания для работы в школе. Я почувствовала это, когда была на практике. При подготовке к уроку возникает рой мыслей, приходится отбирать, что надо…» Я чувствовал: университет снял провинциализм, научил думать. «Опять я к вам обращаюсь с традиционным вопросом: что делать дальше?» Заниматься Древней Историей не пришлось, оставалась История Партии, философия, политэкономия. «Чудесное слово марксизм – ленинизм, прекрасно – Марксистско-Ленинская партия, но практика… вот этой самой партии, здесь приходится только вздохнуть… У нас, что? Все так хорошо и нам не о чем думать, а вообще, что это за пребывание разумных существ без мысли?» И дальше Лида удивлялась: идеологически мы сделали шаг назад сравнительно с героическими двадцатыми годами. Почему хищнически уничтожают природу, плохо строят города, почему столько индивидуализма, почему в городах не разводят цветов, хотя для этого нужно каждому шевельнуть лопатой? И много, много всяких почему. «Почему не хотят распутать узел, который затянулся культом личности? Разве у нас нет сил научных?» Я болел и не мог активно переписываться. Но я знал одно: правильно сделал, что направил Лиду Царанову в МГУ. Исторический факультет хорош хотя бы тем, что учит ставить вопросы.