В садах Эпикура

Из событий тех дней запомнилось: Даниленко и один из работников отдела капитан Мельничук допрашивали пленных в прифронтовой деревушке. Сюда же прибыли Браверман, я и капитан из политотдела Негрич, хорошо знавший немецкий язык. Допрос шел в хате, а на дворе собралось человек 40 пленных. Из разговора с Даниленко выяснилось, что все пленные из уже известных частей, что немецкие войска имеют задачу прочно обороняться, но не выдерживают. Многие из тех, что сидели во дворе, взяты были в плен сразу после нашей артподготовки, оглушенные, контуженные. Сейчас они согрелись на солнце, пришли в себя и принялись с остервенением и похвальной немецкой сосредоточенностью бить обильных вшей. Я подошел к одному из пленных и спросил, из какой он части. Немец широко открыл рот и задохнулся. Корпусной переводчик, очкастый лейтенант со словарем (носил его на всякий случай, язык он знал) и с изгрызенной авторучкой сказал мне: «Не трогай его – заика». Тогда я обратился к другим: «Как дела, лучшие в мире солдаты». У меня было превосходное настроение и я склонен был шутить. Один из пленных, парень лет 19 с рыжими ресницами спросил: «Что с нами будет?» Я ответил: «Вас отправят в лагерь для военнопленных». «В Сибирь?» «Думаю, что нет». «Значит, нас не убьют?» «Конечно, нет!» Рыжий парень повеселел. Он сказал, что отец его был в концлагере за то, что прятал евреев, что сам он не вступал в гитлерюгенд и никогда не верил в победу Германии. После всего перечисленного он попросил закурить. Я дал ему. Тогда заговорили все. «Мы не знали, что у вас есть снаряды, что вы сможете наступать. Говорили, что вы убиваете пленных». И дальше в том же духе. Все это интересовало капитана Негрича из политотдела. Браверман и я отправились в разведотдел корпуса, находившийся поблизости. Приехали. Наши войска натолкнулись на сильное сопротивление и не продвигались вперед. В корпусе мы встретили начальника разведки капитана Мильто. Это был лысый, средних лет, человек. Про него разведчики сложили песню, как «многих немцев, оккупантов иноземцев, уничтожил в жаркой сече капитан Мильто разведчик». Такую песню надо было заслужить. Так вот, мы с ним заговорили. Я запальчиво спросил: «Почему пехота лежит?» Как бы в ответ близко разорвались несколько мин. Мильто посмотрел, как я прижался к дереву, и сказал: «Вот по тому самому и лежит пехота». Я замолчал. Мы имели намерение переговорить с двумя нашими агентами, вышедшими из немецкого тыла. На первый взгляд, они не производили впечатления. Мужчины средних лет, в поношенной гражданской одежде. Браверман развернул карту, и тогда эти ребята показали себя. По памяти они называли населенные пункты, номера немецких частей и множество других ценных сведений. Я только удивлялся, слушая их. Поговорив с агентами и Мильто и возвращаясь к нашему грузовику, Браверман и я увидели десятка два самолетов. Они развернулись над деревушкой, где Даниленко допрашивал пленных, и принялись ее бомбить. Мы кинулись в ту сторону. Когда приехали, деревня горела. Бросились к хате Даниленко. Что тут творилось?! Хата оказалась полуразрушенной. Несколько бомб упало во двор и поблизости. Много пленных было убито, некоторых ранило. На крыльце лицом вниз лежал мертвый капитан Негрич. Он, как выяснилось, выскочил из хаты, когда началась бомбежка. Мы с Браверманом вбежали в хату. К счастью, здесь все были живы. Даниленко рассказал: при первых взрывах он встал в угол у печки и положил руки на голову, чтобы смягчить удар, если что-нибудь обвалится сверху. За минуту до налета он допрашивал фельдфебеля, теперь он увидел, как кто-то выполз из-под стола и пробирается к двери. У Даниленко мелькнуло: фельдфебель норовит удрать. Он вытащил пистолет, но прежде чем выстрелить, крикнул по-русски: «Стой! Куда?» Человек поднял черное от пыли лицо, и Даниленко с ужасом узнал капитана Мельничука. Фельдфебель и не думал никуда бежать. Он отлично понимал, что в хате безопаснее, чем в любом другом месте. Даниленко кинулся на помощь Мельничуку. К счастью, тот был только немного чем-то оглушен. Мы выбрались снова во двор. Здесь стонал с перебитыми ногами корпусной переводчик. Рядом валялся словарь. Когда мы подошли к нему, он сказал, обращаясь к Даниленко: «В словаре протоколы допроса. Запишите адрес. Сообщите матери, что я ранен. Без подробностей…» Санитары его унесли. Другие перевязывали раненых пленных. С тяжелым сердцем вернулись мы на командный пункт Армии.