В садах Лицея. На брегах Невы

«Ревнуя о едином благе, стремясь к единой цели, не могу равнодушно глядеть на распространяющееся у нас уважение к сочинениям г-на Карамзина, — писал плохой поэт сенатор Голенищев-Кутузов. — Вы знаете, что оные исполнены вольнодумческого и якобинческого яда… Карамзин явно проповедует безбожие и безначалие. Не орден ему надобно бы дать, давно бы пора его запереть, не хвалить его сочинения, а надо бы их сжечь».

«Рифмач». Сатирический рисунок А. Венецианова. Начало XIX века.

Шишковисты-беседчики действовали скопом, пользовались поддержкой правительства. Были они в большинстве своём люди чиновные и знатные. В их общество входили князья и графы, министры, митрополиты, советники тайные и статские. Только двух больших писателей удалось им привлечь — престарелого Гаврилу Романовича Державина да Ивана Андреевича Крылова. Остальные же беседчики не блистали талантами. На заседаниях их общества мухи мерли от скуки. И Иван Андреевич Крылов, который не раз засыпал под чтение од и трагедий, метко высмеял «Беседу» в своей «Демьяновой ухе».

Дом № 118 по набережной Фонтанки, принадлежавший Г. Р. Державину. Фотография.

В «Арзамас» вошёл цвет тогдашней литературы: Жуковский, Батюшков, Денис Давыдов, Вяземский, дядя Пушкина Василий Львович и, наконец, сам юный Пушкин.

Ещё будучи в Лицее, он выспрашивал у Жуковского и других друзей всё об «Арзамасе». И всё ему нравилось: боевой дух арзамасцев, их весёлые затеи. А затей было множество. Пушкин смеялся до слёз, слушая, как принимали в «Арзамас» его дядю Василия Львовича, когда тот приезжал из Москвы. Всё это придумал Жуковский. Сперва Василия Львовича положили на диван и завалили шубами, устроив ему «шубное прение» в память о поэме беседчика Шаховского «Похищение шубы». Василий Львович «прел», а Жуковский говорил над ним речь:

«Какое зрелище перед очами моими? Кто сей обременённый толики шубами страдалец? Не узнаю его! Сердце моё говорит мне, что это почтенный друг мой Василий Львович Пушкин. Потерпи, потерпи, Василий Львович! Да погибнет ветхий Василий Львович! Да воскреснет друг наш возрождённый. Вот! Рассыптесь, шубы! Восстань, друг наш! Гряди к „Арзамасу“! Путь твой труден. Ожидает тебя испытание!»

Путь бедного Василия Львовича в «Арзамас» был действительно не лёгок для человека таких лет и такой комплекции. Его ожидали ещё испытания. После «шубного прения» завязали ему глаза и водили с лестницы на лестницу, пока не привели в комнату, где стояло чучело, изображавшее беседчика. Тут испытуемому развязали глаза, дали лук и стрелу и велели поразить недруга. Василий Львович выстрелил. Одновременно с ним кто-то выстрелил из пистолета. Это стрелял холостым мальчик, спрятанный за чучелом. Чучело упало, а вместе с ним и Василий Львович.

Ещё пришлось Василию Львовичу «облобызать Сову правды», «умыться водой потопа» и, держа в руке мёрзлого арзамасского гуся, выслушать приветственные речи своих собратьев по кружку.

По сравнению с «Беседой», в «Арзамасе» всё было наоборот. Там — надутость и скука, здесь — простота и весёлость. Само название кружка подчёркивало это.

Что такое Арзамас? Заштатный маленький городишко где-то в Нижегородской губернии. Знаменит он не вельможами, а жирными гусями. И члены кружка назывались «гуси». Гуси простые и гуси почётные. В почётных числились Карамзин, начальник Пушкина по Иностранной коллегии граф Каподистрия.

Все члены «Арзамаса» взяли себе прозвища из баллад Жуковского: имена, восклицания и выражения оттуда. Так, сам Жуковский назвался Светланой, Батюшков — Ахилл, Вяземский — Асмодей, Василий Львович Пушкин — Вот или Вот Я Вас, Александр Иванович Тургенев — Эолова Арфа, Дашков — Чу, Вигель — Чёрный Вран, Воейков — Дымная Печурка или Две Огромные Руки.

Арзамасское прозвище юного Пушкина было Сверчок — из баллады «Светлана»: «Крикнул жалобно сверчок, вестник полуночи». Он получил его ещё до окончания Лицея.

Сверчок… Это было очень метко. Лицейские стены скрывали Пушкина, он, как сверчок, был невидимкой, но его поэтический голос звучал звонко и явственно.

«Беседа» обставляла свои заседания торжественно. Собирались у Державина, в его доме на Фонтанке, в большом зале с колоннами под жёлтый мрамор. Приходили в мундирах и при орденах. Приглашали и посторонних по особым билетам.

Арзамасцы же сходились по-домашнему, попросту у кого-нибудь на квартире. Они вынесли решение: «Признать Арзамасом всякое место, на коем будет находиться несколько членов налицо, какое бы оно ни было — чертог, хижина, колесница, салазки». И действительно, одно из заседаний состоялось в карете по пути из Петербурга в Царское Село.

В пику «Беседе», не терпевшей вольнодумства, председатель собрания арзамасцев надевал «украшение якобинцев» — красный колпак. В таком же колпаке говорил вступительную речь и каждый новый член кружка.

Оружием арзамасцев были сатира, пародия, эпиграмма, «галиматья» — и всё это обрушивалось на «Беседу».