В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

Журналист тщательно продумал, как это сделать. Как ни странно, идею обнародования сведений о планируемом убийстве подал помощник Геринга по связям с прессой Мартин Зоммерфельдт, также узнавший о готовящейся расправе. Некоторые считали, что информатором был Путци Ханфштангль, хотя вполне возможно, что тот получил информацию от Дильса. Так или иначе, Зоммерфельдт сказал Лохнеру, что по собственному опыту знает: «Единственное, что может помешать генералу Герингу отказаться от задуманного, – предание огласке представителями зарубежной прессы его планов. Только так можно заставить его отказаться от своих намерений и вынудить его поступить наоборот». Зоммерфельдт предложил Лохнеру написать, что сведения поступили из «абсолютно надежного источника», и подчеркнуть, что убийство будет иметь «далекоидущие международные последствия». Но Лохнер оказался в затруднительном положении. Обнародовав материал, который, несомненно, вызовет бурную реакцию, через Associated Press, он рискует навлечь на агентство гнев Геринга, и тот может даже закрыть берлинское бюро AP. Лохнер рассудил, что будет лучше, если громкая новость увидит свет в какой-нибудь британской газете. Поэтому Лохнер, Зоммерфельдт и Ханфштангль пересмотрели свой план.

Лохнер знал, что в берлинском бюро агентства Reuters недавно начал работать один совсем юный и неопытный репортер. Журналист пригласил юношу выпить с ним в отеле «Адлон». Вскоре к ним присоединились Ханфштангль и Зоммерфельдт. Юный репортер упивался своим везением: надо же, ему довелось стать участником встречи (якобы случайной) с двумя высокопоставленными немецкими чиновниками!

Вскоре Лохнер якобы мимоходом сообщил Зоммерфельдту о слухах об угрозе Геринга относительно Димитрова. Как и планировалось, Зоммерфельдт изобразил удивление: мол, Лохнер наверняка понял слова генерала неправильно, ведь тот – человек чести, а Германия – страна цивилизованная.

Репортер Reuters понял, что это ценнейший материал, и попросил у Зоммерфельдта разрешения опубликовать его возражения. С огромной показной неохотой Зоммерфельдт согласился.

И корреспондент помчался передавать свое сообщение.

В тот же день, ближе к вечеру, новость попала в британские газеты, о чем Лохнер известил Додда. Кроме того, Лохнер показал Додду телеграмму Геббельса, адресованную представителям иностранной прессы. В ней Геббельс, выступая от лица правительства, отрицал существование какого-либо заговора с целью убийства Димитрова. Сам Геринг также объявил, что отрицает это обвинение, и пренебрежительно назвал его «дурацкими слухами».

23 декабря, как и предсказывал Лохнер, судья, председательствовавший на процессе о поджоге Рейхстага, зачитал оправдательный приговор Димитрову, Торглеру, Попову и Таневу, и обвинительный – ван дер Люббе, который был признан виновным в «государственной измене, поджоге с целью возбуждения мятежа, а также попытке обычного поджога»[596]. Суд приговорил его к смертной казни, объявив также (несмотря на множество доказательств противного), что «сообщников ван дер Люббе следует искать в рядах Коммунистической партии, а следовательно, именно коммунизм повинен в поджоге Рейхстага, и в начале 1933 г. народ Германии был на грани хаоса, в который его пытались ввергнуть коммунисты и которого ему, германскому народу, удалось в последний момент избежать».

Впрочем, окончательная судьба Димитрова оставалась туманной.

•••

И вот наступило Рождество. Гитлер был в Мюнхене; Геринг, Нейрат и другие высокопоставленные чиновники тоже уехали из Берлина. В городе воцарились мир и покой. Трамваи издалека были похожи на елочные игрушки.

Около полудня Додды всей семьей уселись в «шевроле», чтобы нанести неожиданный визит Лохнерам. Позже Луи Лохнер писал дочери, жившей в Америке (к письму приложили руку и другие члены его семьи): «Мы сидели все вместе и пили кофе, когда в дом вдруг, как метель, ворвалось семейство Додд в полном составе – сам посол, миссис Додд, Марта и мистер Додд-младший. Они приезжали поздравить нас с Рождеством. Ужасно мило с их стороны, правда? Чем дольше я работаю с мистером Доддом, тем больше он мне нравится; это человек большой культуры, наделенный одним из самых острых умов, с какими мне довелось встречаться»[597]. Миссис Додд Лохнер описывал как «очаровательную, очень женственную даму, которой ‹…› как и ее мужу, явно больше нравится проводить время с родными и друзьями, а не заниматься всеми этими пустыми дипломатическими хлопотами. Додды не притворяются светскими львами, и это меня восхищает».

Додд вежливо повосторгался рождественской елью Лохнеров и другими праздничными украшениями, после чего отвел хозяина в сторону и спросил, какие новости о судьбе Димитрова.

Судя по всему, пока Димитрову удается избегать опасностей, ответил Лохнер. Он добавил, что его высокопоставленный источник (он по-прежнему не называл Додду его имени) благодарит его за то, что он так ловко нашел выход из трудной ситуации.