— Ну… — я замолчала, подбирая слова, которые все никак не хотели срываться с языка. Нет, я бы с радостью крикнула на весь мир, что люблю Никиту, но… не перед братом… он слишком щепетилен в данном вопросе… для него я маленькая глупая девочка, которая не разбирается в мужчинах…
— Маша! Что значит, сблизились? — повторил он, а я, кажется, покраснела. — Чёрт!
Он со всего размаха ударил кулаком в дверь, с которой оказался рядом в эту секунду.
— Ник! — завизжала от неожиданности.
— Что происходит? — влетела в комнату перепуганная Карина, и я бросилась к ней.
— Он совсем сдурел, — пожаловалась, прижимаясь к ней. Она была выше меня, и я всегда отлично вписывалась ей в подмышку.
— Ник! — Карина умеет быть строгой, если захочет. А брат в основном становится смирным под ее взглядом. — А ну прекрати себя так вести.
Не подействовало.
— Карина, не защищай ее. Ты не слышала, что она только что сказала. Они, видите ли сблизились с Тумановым за эти дни! А я-то думаю, чего она так его выгораживает…
Ник накручивал себя все сильнее, не давая ни мне, ни Карине себя успокоить. Я впервые видела его таким. Родные глаза метали молнии, ноздри раздувались, а кулаки все никак не хотели разжиматься.
Карина взяла меня за плечи, повернула к себе лицом и заглянула прямо в душу. Не получилось скрыть правду. Она не могла не увидеть моих терзаний.
— Ник, это вполне нормально для молодой девушки, — попыталась она его успокоить. — Никита симпатичный парень. Безумно харизматичный. Что тебя удивляет? Что Маша выросла и поддалась его обаянию?
Ник оторопел. Несколько раз растерянно моргнул, тряхнул головой. Я уже было решила, что принял ее аргумент.
— Что? Симпатичный? Милая… ты хочешь сказать, что у Машки, моей маленькой неглупой вроде сестренки, стокгольмский синдром? Она влюбилась в похитителя?
Тут уже мы все трое замолчали. Ник смотрел на меня с выражением полного шока, а Карина изучающе и с долей жалости. А я краснела от стыда. Неужели он прав, и моя любовь это…
— Ник, прекрати! — рявкнула Карина, словно поняв, о чем я думаю. — Надо разобраться, а не выносить обвинения.
Ник чуть успокоился, в отличие от меня. Внутри бушевала буря из противоречивых чувств. Это никакой не синдром, я люблю Никиту… я интуитивно чувствовала, что он тот самый мужчина, который ранее взволновал меня не на шутку… именно поэтому потянулась к нему… влюбилась еще до похищения! Правда же?
— Что ты там говорила про психолога? Запишись на завтра. — Увидев, что я хочу воспротивиться, Ник поднял руку, останавливая. — Не смей возражать, Маша.
Развернулся и, хлопнув дверью, покинул комнату. Я прикусила губу, вдруг очень устав от этого разговора. Что толку спорить? Я ведь все равно сделаю, как он просит. Чтобы не обидеть…
— Маш, послушай, мы подыщем хорошего специалиста, — попыталась сгладить впечатление Карина, поглаживая мою кисть пальцами. — Ты же сама хочешь разобраться, правда?
Нет!
— Да… наверное… не знаю… мне надо подумать, Карин. Спасибо, и простите меня оба… я неблагодарная хрюшка. Вы так волновались, а я вам опять нервы мотаю.
Что-то меня совсем развезло… слезы навернулись и потекли по щекам.
— Отдыхай. Все будет хорошо. Мы разберемся.
Карина вышла вслед за мужем, а я тут же бросилась к телефону, набирая в гугле «стокгольмский синдром».
Первая же статья в Википедии гласила: «термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия. Под воздействием сильного переживания заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели».
Неужели Ник прав? Это всего лишь синдром?
«Опасность стокгольмского синдрома заключается в действиях заложника против собственных интересов, как, например, воспрепятствование своему освобождению. Известны случаи, когда во время антитеррористической операции заложники заслоняли террориста своим телом»
Черт! Неужели я совсем дурой оказалась? Ведь и у меня было дикое желание закрыть Никиту собой…
«При долгом нахождении в плену заложник общается с захватчиком, узнаёт его как человека, понимает причины захвата, чего захватчик хочет добиться и каким способом…»
Все про меня…
«После освобождения выжившие заложники могут активно поддерживать идеи захватчиков, ходатайствовать о смягчении приговора, посещать их в местах заключения…»
Кажется, я попала…
Но даже осознавая это, не могу не думать о нем, не вспоминать наши поцелуи, объятья… не беспокоиться о нем и не желать найти виновного.
Глава 29
Писать заявление о похищении я, разумеется, наотрез отказалась, даже не смотря на злой взгляд брата, который буквально давил.