В самое сердце, или Девочка для Туманова (СИ)

— Главное, чтобы ты простила. Остальное неважно… заживет как на собаке. Правда. Помнишь, когда попал к Медведю, довольно быстро выписали. А когда в речке купался… твоя любовь меня быстро восстановила… Если простишь, я и сейчас не стану долго валяться — поспешу к тебе.

В глазах уже мутится, но я держусь. Говорю что-то, лишь бы услышала меня и поняла.

— Не боишься и дальше со мной общаться? Мы знакомы всего ничего, а ты уже три раз пострадал?

Она улыбается, запуская пальчики в мои волосы и нежно их взлохмачивая. Я и сам расплываюсь в счастливой гримасе. На улыбку она уже не тянет. Кажется, сейчас рухну к ее ногам окончательно. Сил подняться уже просто нет.

Дверь открывается, слышу голос Соколовского, словно издалека:

— Вы совсем сдурели?

Через секунду меня хватают под руки и укладывают на кровать.

— Я позову врача! — Маша взволнована, но я не хочу, чтоб уходила. Пытаюсь схватить за руку.

— Машка, останься. Мне уже лучше. Сейчас пройдет.

Она наклонилась ближе, осматривая живот, и громко ахнула. Похоже, разошлось. Скосил глаза — действительно, красный бинт. Переборщил.

Вместо Маши за врачом ушел ее брат, а у меня есть еще пара минут. Перехватил хрупкую кисть и поднес к губами

— Так да или нет?

— Никит, сейчас не об этом надо думать, — но руку не выдернула, и я совсем обнаглел — потяну к себе. Лежа-то мне значительно лучше.

— Люблю тебя, кроха, молчать не могу, — она упала рядом на кровать и под нажимом моей руки в ее волосах приблизилась к моим губам. Завладев сладким ртом, издал какой-то мучительный стон. Это просто рай.

— Туманов… — как же сексуально звучит моя фамилия в ее устах.

— Выйдешь? — практически требую ответа…

В палату вошли медики и, видя нас, начали ругаться. Прежде чем соскочить с койки, Маша приблизила губы к моему уху. Они щекотят кожу, когда она шепчет одно единственное слово:

— Да…

Глава 43

Маша

Виталий Эдуардович вернулся, когда мы с Никитой жадно целовались, устроившись на кровати. Я понимала, что сейчас не время и не место, но как только сказала «да», он расслабился и позволил медсестре сделать обезболивающий укол, чем очень меня порадовал и успокоил.

Все это время я сидела на стульчике в уголке и старалась не отсвечивать, дабы не попросили покинуть помещение. А когда ему стало немного легче, помогла добраться до перевязочной, где шов обработали и строго-настрого запретили напрягаться.

Но это же Туманов! Когда он слушал доводы рассудка? И меня уболтал, поганец. Ну как уболтал… попросил поправить подушку, ему, мол, неудобно, а сам обхватил своими ручищами, затянул к себе и лишил разума горячими поцелуями и шепотом, сводя с ума признаниями, как скучал, как злился, как переживал.

Я утонула в наших эмоциях и просто не смогла противостоять напору.

Было страшно, что сейчас снова вернется медсестра, или того хуже — врач. Но нас некоторое время никто не беспокоил. Даже мой брат, уверенный, что сейчас-то мы точно будем держать себя в руках. Именно поэтому он распрощался, еще когда Никиту вызвали в перевязочную.

Подмигнул мне напоследок и сказал, что я сделала верный выбор, еще и по животику погладил. Вот ведь!

Скажу ему чуть позже. Может, даже чего-нибудь придумаю про ложную беременность — кто-то мне рассказывал о таком явлении. Надеюсь, он не начнет снова брыкаться.

— О! Я смотрю, вы, наконец, перестали валять дурака! — радостно воскликнул дядя Никиты, въезжая в палату. Я резко отстранилась от разгоряченного Туманова, истерично стараясь привести в порядок одежду. Кое-кто ее нещадно помял, да и пуговиц расстегнул чуть больше, чем можно в нашей ситуации. Спасибо, сам помог, быстренько одёрнув подол, закрывая мои оголенные ноги.

Однако когда я хотела пересесть на стул, не позволил. Схватил покрепче за руку, заставляя остаться на месте. Мне было неудобно перед почти незнакомым человеком, но слишком уж хотелось Тумановского тепла. Так долго была без него, что сейчас не могла оторваться.

Да и он как будто испытывает точно такую же потребность в тактильном контакте. Одной рукой держит мои пальчики, а второй то гладит костяшками по плечу, то убирает волосы с лица, то проводит ладонью по спине.

Эх… если бы не рана, я бы…

И он бы тоже…

— Виталий Эдуардович, спасибо, что дали возможность… — начал Туманов, но тот остановил жестом.

— Это мелочь, если учесть, что в вашем разладе виноват тоже я.

— Не вы, а ваш Медведь, — вставила я, снова почувствовав злость на того.

Евстигнеев отмахнулся, он явно считал себя истинным виновником, и его ничем не переубедить. Хотя косвенно, конечно, виноват, да.

Я посидела с ними еще немного, но это уже было совершенно не то. Мы с Никитой очень хотели остаться вдвоем, что буквально ощущалось физически, отчего его дядя чувствовал себя третьим лишним. В итоге я решила сбежать от греха подальше.

— Ты обещал быстрее выздороветь, если я скажу да. Так что, выполняй! — потребовала, склоняясь к нему для прощального поцелуя, чувствуя, что если еще протяну, то ноги подкосятся и упаду обратно в кровать.

— Умеешь ты замотивировать, — прошептал он в ответ, и с трудом разомкнул пальцы, выпуская.