Как и экипаж «Пэгги», экипаж «Эссекса» больше не руководствовался теми нормами, что управляли их жизнями до крушения. Они стали членами «современного дикого сообщества» – этот термин был введен психологами, изучающими людей, переживших плен в фашистских концентрационных лагерях. Люди в таких сообществах очень быстро начинали руководствоваться инстинктами и напоминали скорее стаи диких животных. Точно так же, как заключенные в лагерях страдали от голода и «чрезвычайного нервного напряжения», экипаж «Эссекса» жил в постоянном страхе перед завтрашним днем, не зная, кто из них умрет первым. В таких обстоятельствах, как свидетельствовал один из узников Освенцима, «чувства притупляются». Другая женщина назвала возникшее состояние «аморальным желанием жить». «Ничто не принималось в расчет. Я просто хотела жить. Я украла бы у мужа, у родителей, у ребенка, только чтобы выжить. И каждый день мне приходилось дисциплинировать себя с изуверской хитростью, только бы не позволить себе сделать что-то, что уберет последние нравственные барьеры».
В таких диких сообществах часто образуются небольшие группы. Это коллективная форма защиты от того безжалостного ужаса, который их окружает. И именно здесь нантакетцы – с их родственными и религиозными связями – имели подавляющее преимущество. Поскольку в живых не осталось ни одного чернокожего, никто не может опровергнуть свидетельства белых. Существует вероятность, что нантакетцы боролись за собственное выживание яростнее, чем утверждали после. Конечно, статистика внушает подозрения: все первые съеденные были черными. Скорее всего, нантакетцы не убивали их, но, вполне возможно, не делились с ними мясом умерших.
Как бы там ни было, единственное свидетельство пренебрежения черными – тот факт, что всех их определили в лодку к умирающему командиру. Что на самом деле отличало экипаж «Эссекса» – это высокая дисциплина и сожаление об ошибках, которое они неизменно демонстрировали во всех испытаниях. Если нужда толкнула их вести себя по-скотски, в глубине души они всегда сожалели об этом.
Уильям Бонд продержался дольше прочих чернокожих матросов, потому что был стюардом при капитане. Это позволяло ему питаться сытнее и разнообразнее, чем его товарищам на баке. Но теперь, когда он остался единственным чернокожим среди белых, он должен был спросить себя о своем будущем.
Жестокая арифметика людоедства не только давала еду живым, но и сокращала число голодных ртов. К моменту смерти Самуэля Рида, к двадцать восьмому января, каждый из семерых получал приблизительно по три тысячи калорий мяса (с момента смерти Лоусона Томаса их пайка увеличилась на треть). И хотя это количество примерно соответствовало количеству мяса одной галапагосской черепахи, люди все еще испытывали недостаток в жире, который жизненно необходим для обменных процессов. Сколько бы мяса они теперь ни ели, без жира оно не имело для них особой энергетической ценности.
Ночь двадцать девятого января была темнее прочих. Двум лодкам стало труднее следить друг за другом, людям не хватало сил, чтобы управлять рулевым веслом и парусами. Той ночью Поллард и его команда обнаружили, что вельбот с Овидом Хендриксом, Уильямом Бондом и Джозефом Вестом исчез. Нантакетцы были слишком слабы, чтобы приниматься за поиски. Им не хватило сил даже поднять фонарь или выстрелить из пистолета. Впервые с момента крушения «Эссекса» Джордж Поллард, Оуэн Коффин, Чарльз Рэмсделл и Барзилай Рей, четыре нантакетца, остались одни. Они были на тридцать пятом градусе южной широты и ста градусах западной долготы, в полутора тысячах миль от побережья Южной Америки. Однако, что бы их ни ждало, они были в лучших условиях, чем люди на лодке Хендрикса. Без компаса или квадранта те были обречены на блуждание в пустом, бескрайнем море.
Шестого февраля, после того, как четверо из лодки Полларда доели «последний кусочек» Самуэля Рида, они, по словам одного из выживших, начали «смотреть друг на друга с темными помыслами». «Но мы молчали». И лишь самый молодой из них, шестнадцатилетний Чарльз Рэмсделл высказал эти мысли вслух. Он предложил бросить жребий, чтобы судьба решила, кто из них будет убит, чтобы другие остались жить.
Подобные жребии в подобных ситуациях были давней морской традицией. Самый ранний из зарегистрированных случаев относится к первой половине семнадцатого века, когда семь англичан, отплывших с одного из островов Карибского моря, были унесены от берега штормом. Через семнадцать дней в открытом море один из них предложил бросить жребий. Случилось так, что жребий выпал тому, кто предложил его кинуть. После другой жребий определил палача. Жертву убили и съели.