В сердце тьмы

Это был неспокойный сон, полный кошмаров, крови и страха. Я видел чудовище, которое другие называли ройхо, но я знал, что ее зовут Мирах и что некогда я ее обнимал. Что хуже, за ее сине-белым телом я видел другие фигуры. Их покрытые брызгами крови, бледные, как бумага, синеватые лица, рты – будто кровавые дыры и глаза, наполненные загустевшей кровью. Они стояли плечом к плечу с упырем на границе света костра. Парень, которому я играл на флейте. Двое стражников, которые сторожили обоз. Следопыт, которого я знал, как Гульдея, но которого звали Колос, сын Гончара. Он улыбнулся разорванным ртом и протянул мне окровавленную ладонь, в которой держал пучок водяной капусты и рыбину. Ладонь, на которой не хватало пары пальцев.

Те, кто погиб, поскольку встали между мной и рожденным урочищем, жаждущим мести упырем. А из-за спины их начали выходить другие, кого я убил, и я не мог шевельнуться, зная, что через миг появится Вода, дочь Ткачихи. Я видел ее невысокую, склоненную фигуру. Не видел лица. А потом она медленно подняла голову, и когда лунный свет упал на ее щеку, я проснулся с приглушенным криком.

Вокруг царили тишина и темнота. Костер погас, были видны лишь контуры скал и колючего кустарника. Я не мог разглядеть никого из спящих. Неподвижные, завернутые в одеяла, в своих свободных одеждах, обшитых истрепанными ленточками, они напоминали кучки камней и песка.

Сон не напоминал тот, что я видел прошлой ночью, когда смотрел глазами упыря, хотя и не понимал, чем отличается нынешний. Я чувствовал, что мне снился обычный кошмар, хотя ночные страхи заставили меня пропотеть, и еще я был почти уверен, что Вода мертва. В тот миг я почти желал увидеть призрак Мирах, чтобы быть уверенным: она отправилась за нами. Но хотя я таращился изо всех сил, видел лишь ночь, скалы и песок.

В конце концов я высмотрел Бруса, который, словно почувствовав мой взгляд, открыл глаза и испытующе на меня посмотрел. Когда он повернулся на бок под одеялом, я увидел, что в руке он все время сжимает нож. Брус спрятал его под узелком, который держал под головой, подмигнув мне со значением.

Снова я проснулся, когда один из стражников сменил другого, хотя произошло это без малейшего звука. Один следопыт отбросил одеяло и встал, а потом бесшумно растворился меж скалами, а второй завернулся в одеяло и превратился в неподвижный холмик. В темноте раздался сумрачный голос охотящейся ночной птицы.

Только под утро я увидел мир глазами ройхо. Сон был другим, чем предыдущие. Я снова видел ночь, залитую странным рыжим светом. Слышал ужасный крик, видел, как тварь беспомощно мечется по берегу реки, которая для нее казалась вертящимися косами несущейся колесницы либо ревущей стеной огня. Я видел, как тварь рвет зубами тряпочку с толикой моей крови, пытаясь слизать хоть капельку ее, засохшей, а потом пускается бегом вдоль берега. Огромный, как телок, скальный волк, который без труда повалил бы и разорвал коня вместе со всадником, пил воду из ручья. Он завыл при виде упыря Мирах и кинулся наутек с поджатым хвостом, но та легко его догнала, как скакун догоняет козу. Я услышал полный ярости крик, мелькнули изогнутые когти, и волк издал короткий, испуганный скулеж, после чего был разорван в клочья. Ройхо лишь присела, удерживая его бьющееся тело, чтобы потянуться треугольными зубами к шее, а потом вновь помчалась дальше.

А я проснулся с облегчением, потому что видел истину: упырь побежал по нашему следу.

Проснувшись, я увидел, что кебириец танцует на фоне пылающего восхода солнца.

Следующие дни были монотонными, но некоторым образом спокойными. До этого мы с Брусом были предоставлены сами себе. Нам приходилось стоять на страже, натянутыми, будто тетива лука. Теперь же мы могли положиться на наших молчаливых следопытов. Это они заботились, куда идти, что есть и где укрываться. Мы шли через невысокие скалистые горы, через местность пустынную и совершенно безлюдную. Был лишь галоп в клубах пыли или марш среди камней рядом с лошадьми, а из живых существ мы видели разве что хищных птиц, змей и шакалов.

Сам путь оказался изнурительным, но мне все равно казалось, что я отдыхаю. Со времени, как перешли реку, мы носили на теле охранные формулы, на каждом постое окуривали себя дымом тростника и отправляли ритуалы, которые должны были сделать нас невидимками для упырьих чувств ройхо. Я полагал, что мы оставили Мирах далеко позади, хоть и не имел иллюзий, что река задержит ее навсегда. Но пока я полагал, что нам везет, поскольку меня перестали преследовать кошмары, не приходилось всякую ночь смотреть на кровавый мир ее глазами.

Мы ехали, проводя в седлах долгие часы. Мне не мешала тишина, да и отбитая задница перестала со временем докучать.