Моя мать не заслуживала ни капли жалости, ни моей, ни ее. Но этот разговор выбил меня из колеи, и я не мог сомкнуть глаз. Я нуждался в отдыхе, потому что завтра меня ждал долгий день. Нужно будет попрощаться с гостями и провести совещание с моими финансистами по поводу решений, которые были приняты за эту неделю, а потом заняться планом расширения нашей корпорации, основываясь на сотрудничестве с новыми инвесторами.
А вечером меня ждала поездка в Лас‑Вегас, где через две недели откроется мой новый гостиничный комплекс с казино. Я собирался прихватить с собой Эди и попросил Нину подобрать для нее гардероб, чтобы она могла составить мне компанию на всех мероприятиях, которые мы запланировали.
Я хотел сделать ей сюрприз. Но теперь я не смогу пригласить ее, потому что она поняла, что, хотя я и постарался забыть свою мать, я до сих пор ненавидел ее за то, как она обошлась со мной. Эди подобралась ко мне слишком близко и обнажила мои слабости.
Меня беспокоило ее мнение обо мне, потому что она уже начала значить для меня больше, чем следовало.
Я не смог остаться равнодушным, когда увидел слезы на ее глазах, после того как рассказал, как сильно меня разозлила эта Элис Дюран. Эди посмотрела на меня с признательностью, восхищением и, возможно, даже с любовью, и на секунду мне отчаянно захотелось быть достойным всего этого.
И на протяжении вечера это желание становилось только сильнее.
Наши танцы, когда я не мог выпустить ее из своих рук, и накал страстей во время нашей близости, последовавшей после, — все это было жалкой попыткой перенаправить чувства, которые я начал испытывать к ней. И сейчас, лежа в темноте и до сих пор ощущая пульсацию внизу моего живота, я понимал, что обманывал себя.
И я врал себе, когда придумывал причины, по которым хочу взять ее с собой в Вегас. Дело не в ее выдающихся умственных способностях или в том, что мне нравилось находиться в ее компании, и даже не в том, как она отвечала на мои прикосновения, хотя я уже стал зависимым от всего этого. Нет, все оказалось намного хуже. Я собирался пригласить ее с собой, потому что не хотел ставить точку в наших отношениях. Пусть прошло всего несколько дней, как она заняла место в моей постели, и всего несколько недель, как она появилась в моей жизни, я уже не мог представить, как смогу прожить без нее.
Я не хотел отпускать ее. Но именно это мне предстоит сделать, потому что я не мог снова открыть свое сердце.
Меня охватила дрожь, несмотря на тепло летней жаркой ночи. Я вспомнил холодные каменные ступени, капли дождя, падающие на мои голые руки и ноги, руки, которые держали меня, и голоса, нашептывающие непонятные слова, когда я кричал, брыкался и плакал. Этот кошмар долго преследовал меня, напоминая мне о моем одиночестве. О том, что я недостаточно хорош. И никогда таким не буду. Я не мог вернуться туда. Ни за что. Не ради женщины. Я годами старался забыть ту страшную ночь, похоронив того ребенка с разбитым сердцем так глубоко, чтобы никто не смог его найти, даже я сам. Но Эди каким‑то образом удалось вытащить его из тайного убежища, став для меня угрозой, от которой мне придется защищаться.
Мне становилось дурно при одной мысли о том, чтобы отпустить ее, но еще больше меня пугала зависимость от ее прикосновений, смеха, ее доброты. Эди была неистовой и милой, но также невинной. Она, наверное, думала, что влюблена, но, как только обнаружит, каким я был на самом деле циничным и утратившим веру, она поймет, что я никогда не смогу ответить на ее чувства… И тогда она будет страдать. Может, не сейчас, возможно, пройдет несколько недель или месяцев, но это неизбежно случится, и тогда я тоже буду мучиться… Поэтому я не мог позволить ей сломать меня так, как это сделала однажды моя мать.
Я взглянул на сладко спящую Эди, которая прижималась ко мне даже во сне, и мое сердце сжалось от тоски…
Глава 17
«Возьми недельный отпуск. Ты заслужила его. Джо будет ждать тебя в Монако восемнадцатого числа. Позвони ему, если у тебя появятся какие‑то проблемы.
Счастливого пути!
Я уставилась на записку, которую доставили мне в апартаменты, пока я собирала вещи, и у меня затряслись руки.
Случилось что‑то ужасное.
Я поняла, что что‑то пошло не так, еще утром, когда, проснувшись, не обнаружила рядом с собой Данте, чего раньше никогда не случалось.
Когда я вышла к завтраку, он разговаривал по телефону и только мельком глянул на меня. А потом у меня вообще не было возможности поговорить с ним. Даже во время группового интервью, которое устроили для всех членов нашей команды после того, как последний гость покинул поместье.