В шаге от края

Я побежала. Ноги были уже не деревянные, они хорошо несли меня, и я бежала долго, пока не споткнулась. Вокруг никого не было, только мокрый сквер и пустые скамейки. Я поднялась на ноги, потирая ушибленное колено, опустилась на сырую скамейку. Не зная, обо что вытереть испачканные ладони, я отёрла их о влажную спинку скамейки. Снова пошёл дождь. Едва его первые капли упали мне на голову, как во мне что-то прорвалось и выплеснулось из меня наружу. Сначала в глазах что-то набухло и защипало, в горле встал ком, но это длилось недолго и разрешилось обильным слезоизвержением. Всю мою онемевшую, как после обезболивающего укола, душу терзали раскалёнными щипцами, но это был знак, что она на месте и по-прежнему может чувствовать. А может, лучше бы она ничего не чувствовала, чем так мучиться?

Я изрядно промокла, прежде чем раскрыла зонтик. Водой из лужи на асфальте я ополоснула руки. Жаждая забвения, купила бутылку водки и, придя домой, выпила.

16. Гость

Да, мне было паршиво. А что вы думали? Бутылка водки для хрупкой девушки — почти смертельная доза. А если учитывать, что в желудке у неё почти ничего не было, можете умножить эту дозу на два.

В общем, из комы я вышла где-то к раннему утру. Желудок отказывался принимать пищу, отторгая всё, что я в него пыталась спустить. Терпеть он соглашался только кефир, и на нём я исключительно и дотянула до девяти утра. А что было в девять? В девять я пошла на работу. Впрочем, я не была уверена, что сегодня был именно тот день.

Однако всё было правильно, чувство времени меня не подвело. Лана, только что после душа, сушила волосы феном и была в настроении плотно позавтракать. Была гора немытой посуды, грязное бельё, полное ведро мусора и пустой холодильник — в общем, масса работы.

— Мы с Орлом подмели всё, что ты приготовила, — сказала Лана. — Уж извини, такие мы обжоры.

Я не жаловалась. Это была моя работа, и я принялась её делать, преодолевая мерзкое самочувствие и большое желание забиться в угол и свернуться там в позе эмбриона. Постепенно, делая привычные домашние дела, я забылась и перестала о чём-либо думать.

Через час загруженная стиральная машина работала, чистая посуда стояла по полочкам, холодильник был полон, а на столе стоял завтрак — придраться было не к чему. Лана и не придиралась, она с большим аппетитом принялась за еду, а вид у неё был отдохнувший и безмятежный. И это притом, что в её квартире умер человек! Я поражалась её спокойствию.

Я мыла посуду после завтрака, а Лана углубилась в чтение толстой серьёзной газеты, закинув ноги на кухонный стол и не выпуская из зубов тонкую сигару. За чтением её рот приоткрылся, и лицо приобрело то чудное выражение, которое делало её похожей на слабоумную. Босые ступни Ланы, конечно, не были тем, чему полагалось находиться на столе, но я уже не решалась делать кому-либо замечания по поводу манер, а уж тем более, хозяйке квартиры. В самом деле, кто я такая? Приходящая домработница, которая, к тому же, натворила дел в отсутствие хозяйки.

— Лида, ну, как ты себя чувствуешь? — послышалось из-за газеты.

— Паршиво. — Я вытерла тарелку и поставила в шкафчик.

Газета зашуршала, из-за неё показалось лицо Ланы.

— Занимаешься мазохизмом? Брось, он того не стоит.

— Я вчера ходила в церковь. — Я ополоснула мойку, отжала губку и вытерла руки о полотенце.

— Грехи замаливала? Ну-ну. — Лана с шуршанием перевернула страницу.

Я села к столу, зажав руки между коленями. В молчании прошла минута, потом Лана свернула газету и бросила на стол.

— Легче стало? — спросила она.

Я покачала головой.

— Мне было очень тяжело, очень плохо… Как будто все эти святые на иконах видели мою душу насквозь и осуждали меня. Я хотела заказать заупокойную службу по Рудольфу, но мне сказали, что нельзя, потому что он не был похоронен по православному обряду. Вы не знаете, он был православный?

— Я в такие детали не вдавалась, — ответила Лана, стряхивая пепел. — Но креста он не носил. Может, вообще не был верующим.

— А вы? Вы верите в Бога? — спросила я.

Лана усмехнулась.

— Может быть, он и есть, только ему плевать на людей. А церкви и попы — всё это пустое, в этом уже давно нет ничего настоящего. Бессмысленный культ, придуманный людьми. А вообще, мне кажется, люди придумали Бога, чтобы при случае валить всё на него. Стихийное бедствие — Бог наказал. Война, теракты — тоже его рук дело. Болезнь — и это божья кара. Удобно, нечего сказать. — Лана снова раскрыла газету. — Брось, Лидочка, не парься. По моему мнению, ты не грех совершила, а избавила общество от никчёмного прожигателя жизни, мерзавца и эгоиста. Кроме того, ты защищалась. Хватит себя изводить.