В шаге от краха

— Вы не одни будете. Будут вам в помощь ещё отряды быстрого реагирования. Они и будут громить все воровские малины. Ваше дело их обнаружить и указать, а те и без вас справятся. Этих отрядов пока нет, но они обязательно будут. Оружие есть у вас?

— Да, есть. Даже два пулемёта получили ручных, но ни к чему они. А так, у каждого и револьвер, и винтовка есть.

— Прекрасно, ещё проблемы есть?

— Статус наш непонятен.

— Вы работайте, а я закон приму, всё будет статусно, не сомневайтесь, Аркадий Аркадьевич. Всё будет тик-ток.

Кирпичников, погруженный в свои мысли, не обратил внимания на последнюю фразу Керенского. Лишь только пожал на прощание руку, и Керенский вышел от него.

Следующей целью посещения был бывший лидер боевой дружины черносотенцев Юскевич-Красковский. Неоднозначный персонаж, весьма склонный к авантюрам и провокациям. А казалось бы, монархист. Алекс Керенский уже давно понял, что не всегда чёрное кажется белым, а белое чёрным. Есть множество разных оттенков этих двух цветов.

До указанного Красковским адреса Керенский добрался довольно быстро. Чтобы не выдать самого себя и цели своего посещения, пришлось организовывать встречу на съёмной квартире. Побоявшись непредвиденных сюрпризов, Алекс прибыл туда в сопровождении двух адъютантов. Поручик и подпоручик остались в парадном, а Керенский один поднялся в квартиру, действуя на свой страх и риск.

Старая дверь из тёмного дерева приглашающе скрипнула, впуская его внутрь квартиры. Юскевич ждал посетителя и не пытался ни сбежать, ни напасть. Весьма похвальное здравомыслие. Впрочем, поляки им всегда отличались, если не задевать их шляхетскую честь, даже если таковой не имелось в принципе. Сегодняшняя встреча двух политических фигур смогла изменить многое в последующем, и очень многое буквально через пару недель.

Квартира, куда вошел Керенский, состояла из одной комнаты и использовалась, в основном, для конспиративных дел. Помещение было небольшим, к нему примыкала уборная и крохотная кухня. В единственное окно нехотя заглядывало хмурое Петроградское утро, освещая круглый стол, накрытый толстой зелёной скатертью, и два стула с высокими изогнутыми спинками. Остальное убранство было совершенно обыденным и не притягивало к себе пристального взгляда.

Пройдя к столу, Керенский взял один стул и отставил его подальше, а сам сел на другой, положив перед собой папку с личным делом Юскевича. Затем, с неприятной улыбкой, которая уже стала его фишкой, достал из кармана обычный наган и, раскрутив с озабоченным видом барабан, положил слева от себя.

— Рад вас видеть в добром здравии. Присаживайтесь, Николай Максимович, или вы больше не хотите?

— Гм, вы правы, я несколько засиделся у вас в гостях.

— Ну, это не я вас посадил, а революция, я лишь её слуга, да и то, второстепенный.

— А вы, значит, хотите стать первостепенным?

— То, что я хочу, вам знать не полагается, господин бывший монархист. Вы не Пуришкевич, вас любая собака сдаст с потрохами, а если не сможет с потрохами, то принесёт хотя бы вашу шкуру, надеясь на вознаграждение от меня.

— Гм, вы не лишены юмора, господин министр. Но я умный человек, я признаю за вами право так говорить. Я благодарю вас за своё освобождение и предлагаемую вами работу.

— Прекрасно! Значит ли это, что вы готовы выполнять все мои указания и приказы?

— Да.

— И даже те, отчего ваша жизнь будет подвергаться опасности?

— Да. А к чему вы меня готовите?

— К тому, что вы и так хорошо умеете.

— А конкретнее?

— Вы будете лидером моей боевой дружины, со всеми вытекающими из этого обязанностями, ответственностью и риском.

— Ваша боевая дружина? Но, позвольте, вы же министр юстиции и МВД?

— Да, и что? Сейчас не царское время, а революционное. Я прекрасно сознаю последствия. Вы же читали о Великой французской революции, сколько там было всего необычного и страшного. Не думаю, что у нас будет лучше.

— Но ведь революция у нас произошла практически бескровно?

— Сомневаюсь в этом лукавстве. А как же убитые полицейские и жандармы? Или они не считаются жертвами? Вы знаете, господин Юскевич, есть такое страшное правило: чем менее болезненно проходит первый этап революции, тем больше крови в её конце. И я готовлюсь к этому. У кого будет больше козырей в этой игре, тот и выиграет, если не убьют.

— Вот даже как?! — удивлённо протянул Юскевич. — А вы решительный человек, уважаю.

Керенский не стал обращать внимание на лесть.

— Это не я такой, это жизнь такая. Но дело не в этом. Как вам на свободе? Радостно?

Юскевич усмехнулся.

— И радостно, и гадостно. Всё круто изменилось. Некоторые друзья стали врагами, а враги — товарищами, как, например, вы. Но главное, что я жив и снова при деле. Да и выхода у меня никакого нет. Ваши слова только подтверждают это.

— Прекрасно, что вы отдаёте отчёт в своих поступках! — пожал плечами Керенский. — Это заставляет меня убеждаться в правильности своего выбора. Что же, стул для вас есть, берите его, садитесь и слушайте. Стоя вы ничего не поймёте.

Юскевич пожал плечами и, сев на стул, решил подвинуть его ближе к столу.