В шаге от краха

Керенский же продолжал выводить пером слова придуманной себе мантры, изредка прислушиваясь к говорящим.

Первое: — Никто и ничего не должен понимать. Почему, отчего, кто и зачем.

Второе: — Это непонимание должно управляться.

Третье: — Каждый должен подозревать каждого и не верить другим.

Четвёртое: — Любая партия должна быть сама за себя. Постоянные союзы недопустимы, допустимы временные.

Пятое: — Обвинения, предъявляемые к своим оппонентам должны быть нелепыми и подчас абсурдными, дабы исключить всякую возможность аргументированного спора (вступая в спор с идиотом, сам становишься идиотом).

Шестое: — Бесконечные выбросы неподтверждённой информации из непонятных источников.

Седьмое: — Распространение нелепых слухов, направленных то против эсеров, то против большевиков, то против анархистов. Создание печатного органа, так называемой «жёлтой» прессы, вроде «Петербургского листка» (газета, выходящая на одном листке небольшого формата). Название будет — «Новый листок». А печататься там будут разные поклепы, полуправда или полное враньё, но чтобы интересно.

Восьмое: — Нагнетание нервозной обстановки в городе. А именно: немотивированная стрельба по ночам и даже днём. Нападение на одно из посольств с нулевым результатом, но с бешеной стрельбой во всё подряд.

Девятое: — Стрельба на вокзале при встрече Ильича в самый разгар митинга. Кто с кем? Надо подумать…

Десятое: Суметь остаться при этом ни при чём (весьма проблематично, но необходимо).

Одиннадцатое: Оказывать «моральную» помощь своим коллегам по революции. Любым. Эсерам, меньшевикам, большевикам.

Двенадцатое: Взять частные и госбанки под охрану подконтрольными подразделениями. Вроде всё или не всё?

Тринадцатое: Разобраться с Кронштадтом и анархистами, как можно быстрее.

Алекс очнулся, взглянул на белый лист бумаги с отпечатками своих «апрельских» тезисов. Чёртова дюжина тезисов. Лист оставался по-прежнему девственно чистым. Лишь неясные буквы, слегка выдавленные тупым концом перьевой ручки, выделялись на нём непонятными символами.

И вправду, то, что написано пером, не вырубишь потом и топором. А мысли в голове, кто их прочтёт? И Слава Богу!

Громкий голос министра земледелия Шингарёва отвлек Керенского от раздумий и привлёк его внимание.

— Мы делаем всё, что можем, и даже то, что не можем. «Правда» в своём номере от двадцать пятого марта написала, что у царя надо отобрать удельные земли. Критика обоснованная. И мы через четыре дня издали закон «О национализации земельных и других имуществ удельного ведомства и о порядке управления ими». Наша партия (кадеты) прикладывает все усилия, чтобы сгладить противоречия между крупными землевладельцами и крестьянскими хозяйствами. Не большевикам упрекать нас в этом.

«Ого! — подумал Керенский, — А почему я не в курсе?» И стал уже более внимательно прислушиваться к спору Шингарёва и Милюкова. Разговор между ними становился всё интересней и интересней.

— Но вопрос до сих пор не решён ни в чью пользу, — возразил оппоненту Милюков.

— Естественно. А как вы хотели? За два месяца решить огромный пласт проблем. А вы знаете, сколько там работы? И вообще, кто это всё будет делать? Сплошные вопросы. Не далее, как девятого апреля мною подписан очередной документ «О национализации земельных и других имуществ Кабинета бывшего императора». Но я хотел бы предупредить всех членов Временного правительства, что крестьяне не заметят этого закона, от слова совсем.

Тут Керенский не выдержал и, окончательно скинув дремоту и мысли о будущем, уставился на Шингарёва. Таких откровений он ещё ни от кого не слышал.

— Мы создали Главный земельный комитет и национализировали все удельные и кабинетные земли. Вопрос решается, но не так быстро, как бы вам всем хотелось. А особенно, лицам из Петросовета, не так ли, Александр Фёдорович? Вы же хотите вырваться вперёд на волне популизма, не задумываясь о последствиях?

— Гм. Я отвечаю только сам за себя. Я не нуждаюсь в популизме. Народ оценил мои усилия по аресту царских министров, так что, мимо цели, господин министр земледелия. Но партийная принадлежность членов Петросовета разная, возникают споры. И всем хочется результата. Ждать всегда проще, чем делать! — и Керенский, не выдержав, скептически хмыкнул.

— О! Я удивлён, очень удивлён вашими словами. У вас появился здравый смысл? Но это не поменяет отношения к нам ни со стороны большевиков, ни со стороны меньшевиков, да и всех остальных тоже! — с горечью заметил Шингарёв. — С нас требуют результата любой ценой и тут же вставляют нам палки в колёса. Они игнорируют все наши распоряжения и откровенно мешают. С этим я уже столкнулся, работая в Продовольственной комиссии.

Слова Шингарёва побудили Керенского задать следующий вопрос, раз уж пошёл такой разговор. Да и любопытство, и желание разобраться мучили его. Да и почему бы не спросить?

— А сколько у нас крестьян владеют своей землей?

— Вы имеете в виду, сколько пахотных земель является личной собственностью крестьян?